Константин Фарниев - Паутина
Павел с удовольствием пел свои песни, но где-то на самом краю сознания его держалась досадливая мысль, что он упустил какой-то существенный момент, какое-то предостережение, которое возникло в нем, когда компания оказалась вдруг на грани всеобщей потасовки. И он вспомнил, о чем подумал тогда, глядя на ожесточившихся друг на друга своих компаньонов: никому из них верить нельзя, у этой мелкой шпаны нет ничего настоящего, надежного; прижми любого из них, и он выдаст всю кодлу с головой. Здесь, на Гошиной хазе, появляться больше не надо. Слишком много разной шушеры ошивается. Поскорее еще раз взять хорошие деньги и дергать из этого городишки. В конце концов грабить можно и в других местах и бить лягавых тоже. Жорж из всех этих — самый надежный парень, не считая Хорька, конечно. Сейчас Жорж вроде чистый, но менты в любое время могут приколоться к нему. Если в самом деле подняли на ноги весь город, то дело плохо: на кого в таких случаях сразу кидаются менты? Конечно, на рецидивистов, а Жорж уже три раза был под судом. Чуть задержишься и засохнешь на ментовой булавке, как экспонат в школьном гербарии…
Павел продолжал петь вместе со всеми, но это не мешало ему наблюдать, размышлять, принимать решения. Время от времени компания делала в песне минутный перерыв, выпивала очередную стопку, закусывала и продолжала петь. Павел почувствовал, что он уже перебирает и начинает пьянеть. Пора остановиться, чтобы до конца держать компанию в руках, а то начнутся карты, потом должен подойти этот сутенер со шлюхами, а до этого надо уйти. Да и с Зойкой завязывать пора. Баба знатная, но кто знает, что у нее на уме. Любит, пока есть за что любить. Подыскать бы для свидания другую хавиру, чтоб поменьше риска.
Засветиться, что ли, в старом месте? Нет, слишком опасно. Зойка, конечно, хороша, но не стоит такого риска. Если узнают, что он здесь и расколят кое-кого, то сразу выйдут на верный след. Кругом горячо… Ягуар оглядел стол. Рыба уже почти готов: он не поет, а только мычит, как телок. Хорек, как всегда, в порядке — глаза совсем трезвые. Гоша облапил его за плечи и забыл о нем, весь отдавшись песне. Надо же, и в этой кромешной душе вспыхивает, оказывается, искорка света: кто бы мог подумать, что Гоша так любит и так умеет петь. Жорж не забывает о своих обязанностях: все подливает и подливает певцам водочки. А пора бы ему уже остановиться, сделать большой перерыв… Павел хотел было поднять руку и сказать Жоржу, чтобы он перестал наливать, но раздумал. Пока пьяный только Рыба, наливать ему уже не надо. Ягуар выразительно показал Жоржу глазами на Рыбу. Жорж понял команду и пронес мимо рюмки Рыбы полуопрокинутое горлышко «Московской». Он налил себе, Хорьку, Гоше, сидевшему спиной к окну.
Жоржа Павел знал с самого детства. Расстались они в тридцать пятом году. Жорж так и остался мелкой шпаной и, как быстро понял Ягуар при новой встрече, не пользовался большим уважением среди городских урок. Да и они разочаровали Ягуара. Он-то думал, что найдет здесь деловых людей, с которыми можно «работать» по-крупному, но таких не оказалось. Большинство урок в городе — сущая мелюзга: так, пару раз отсидели за квартирные кражи, за копеечные дела. Одна мелкота, не то, что до войны, когда были здесь настоящие урки, даже медвежатники задерживались, гастролеры из центра заглядывали. Щипачи, домушники, карманники — мелюзга одна пошла, работать не с кем. Рыба вроде с масштабами, да черт его знает, что у него копошится в чердаке. Жаль все-таки, что их с Гошей не прикончили там в ущелье чекисты. Тогда можно было бы не опасаться, что кто-то расскажет здесь о пещере, стычке с чекистами… Хорек не в счет; он человек верный. Правда, Рыбе и Гоше не с руки болтать обо всем этом. Им тоже ни к чему, чтобы Жорж и остальная городская шпана узнала о их делах сорок второго года. Не стоит даже думать: и здесь — замок. Однако почему он до сих пор не узнал подробнее, как Жорж вышел на торгаша в селе и на этих на Маркуса. И Жорж, и Гоша говорят: все чисто, надежно. Но мало ли что говорят. Через Будзи-сутенера пошло последнее дело… А какой он?.. Легко, легко относятся они ко всему. Нет, поскорее из этой глухоты. Еще потешить душу — и помахать всем ручкой. Податься в центр.
— Вы куда? — спросил Павел у Рыбы и Жоржа, поднявшихся из-за стола.
— Во двор на минутку, — ответил Жорж.
Обнявшись за плечи и тихо напевая, они вышли из комнаты, через какое-то время стукнула входная дверь.
Гоша и Хорек прекратили петь, чокнулись.
— За твое здоровье, Гоша! — икнул Хорек. — За дружбу!
— За дружбу! — повторил Гоша. — Я бы сказал осетинский тост.
— Скажи, — разрешил Павел.
— Время ушло, — с сожалением ответил Гоша. — У нас, у осетин, ты знаешь, за столом всему есть свое время А мы уже столько выпили. А за что пили, ты знаешь? — спросил Гоша у Хорька.
— За все хорошее!
— Это уже по-русски. Давай за святого Георгия. — Гоша еще раз чокнулся с Хорьком, потянулся через весь стол к Павлу.
— Давай, Ягу… — Гоша запнулся, но чокнуться с Павлом успел. — Здесь все свои, — добавил он, — но все равно прости, Паша.
— Забудь это слово навсегда и Рыбе скажи тоже.
— Давай за святого Георгия, — тряхнул головой Павел.
Он выпил и тут же почувствовал, как пьянеет. Наверное, эта рюмка водки нарушила равновесие в его организме. Павел пододвинул к себе тарелку с черной икрой. И пора уже сматываться к себе. Еще бы с Зойкой поиграться. Зря не сказал утром, чтоб подошла. И хорошо, что не сказал. Целее будешь, Ягуар. Павел встал, посмотрел через окно во двор. Жорж и Рыба стояли под яблоней. Под ногами у них валялись огрызки яблок. Павел постучал в окно, показал пальцем на яблоню: принесите, мол, и нам. Жорж кивнул и начал срывать яблоки, бросая их за пазуху. Ягуар усмехнулся. До чего сильны в людях привычки детства. Вот так они бывало загружались фруктами, когда лазили в чужие сады.
— Послушай, Жорж, — пьяно растягивая слова, говорил в это время Рыба. — Откуда у Паши эта кликуха — Купец?
— Зачем тебе?
— Да так. Вместе живем…
— Ты как только родился, Рыба. Спроси у него сам. Так вернее.
— Жили мы спокойно, — будто с самим собой заговорил Рыба. — Пили, ели, любили, а теперь, — махнул он рукой.
— Чего ты темнишь, Рыба? — спросил Жорж и опасливо посмотрел на окно, но Павла там уже не было. — Не пойму я тебя.
Жорж перестал срывать яблоки и повернулся к Рыбе лицом. С оттопыренной рубашкой он был смешон, но выражение его лица не располагало к веселью.
Рыба тоже бросил взгляд на окно.
— На «вышку» всех он тащит, — совсем трезво проговорил он. — Без пересадки.
— Замолкни! — прошипел Жорж. — Поздно спохватился, повязаны уже мы с ним намертво. А ты, между прочим, давно уже сидишь «на вышке», так что не переживай — хуже уже не будет, чем есть. И запомни, Рыба: ты мне ничего не говорил, я от тебя ничего не слышал. Усек? Плохо ты его знаешь, этого Купца. Все. — Жорж круто развернулся и пошел к двери.
