Александр Беляев - Взлетная полоса
— И вы смело подсаживаетесь?
— К двоим — никогда. А к одному — к кому угодно. Во-первых, водитель занят рулем. А во-вторых, не зря же я целый год занималась самбо. Еще неизвестно, кому кого надо бояться, — засмеялась Ирина.
— И все-таки, Ирочка, мало ли что…
— Ерунда. Я по натуре не трусиха. Другое дело, когда в качестве расплаты просят телефон. Тогда я пасую и даю номер зоопарка. И говорю: попросите Эльвиру. Есть там такая очаровательная бегемотиха.
— И-го-го! Вы, Ирочка, самая необыкновенная девушка на свете! — выразил свой бурный восторг Владимир. — А завтра вы мне сможете помочь? Люстру еще надо повесить:
— Завтра у меня курсовая, — уже серьезно сказала Ирина. — Ну, где ваше запрещенное снадобье?
— В холодильнике.
— Я не нашла.
— Как? Я лично препроводил его в морозилку.
Ирина открыла «Юрюзань», заглянула в морозилку и извлекла оттуда слегка запотевшую бутылку «Петровской» водки.
— Зачем же я, однако, приходила? — присаживаясь к столу, спросила она. — Вы работали, а я? Получается: «Мы пахали!»
— Окститесь, Ирочка! — оторопел Владимир. — Да вы такое сделали!.. Да если меня каждый вечер будут кормить такими ужинами, я завтра же спишусь из испытателей в подсобные рабочие в ближайший мебельный магазин! А вы говорите: «Пахали»! Ударная, Ирочка, работа в тылу всегда была залогом победы на фронте. Разве ваш шеф так не говорит?
— Нет, — засмеялась Ирина.
— Зря он не прививает вам любовь к этому, я бы сказал, исключительно важному делу.
Владимир разлил водку по стопкам.
— За что же? — спросила Ирина.
— Только за вас!
— Давайте лучше за хозяина дома!
— Тю, он там провода паяет, а мы тут мебель двигаем, да еще за него пить?
— Он не просто паяет. Он, как всегда, делает гораздо большее. Я уверена в этом. Он ведь иначе не может… — поправилась Ирина.
— Это на него похоже, — не стал возражать Владимир. — Вы думаете, ему там трудно?
— Очень.
— Сложная работа?
— Дело не только в этом. И ответственность большая. Да и душа у него наверняка болит за ту работу, которую оставил у вас в Есино. Там сейчас тоже очень горячая пора.
— Зачем же тогда его сорвали? Разве нельзя было кого-нибудь другого послать?
— В этом наш шеф ошибок не делает. Цену он знает каждому. И кто может ему лучшую службу сослужить — он тоже определяет точно. Так что за Сергея?
— Черт с ним. За него!
Они выпили. И хорошо закусили. Владимир налил по второй. Ирина спросила:
— Володя, а вам не страшно заниматься вашей работой?
— А чего бояться?
— Ну как же! Вы же испытатель. Вы не просто летчик.
— Так смотря что испытываешь. Вот на днях мы новые парашюты испытывали:
— И что?
— Абсолютно ничего страшного. Я-то не прыгал. Я только возил.
— Да ну вас, — улыбнулась Ирина. — Я серьезно.
Владимир поднял стопку.
— Давайте за вас выпьем, тогда скажу. — Ирина чокнулась и выпила. И затянулась сигаретой. А Владимир съел кусок рыбы и продолжил: — Страшно, Ирочка, бывает тогда, когда работаешь вслепую. Вот я в грозу, например, попадать не люблю. Летишь и не знаешь, по какому тебя боку стукнет. А может, брюхо раскроит. А может, крылья обломает. Ничем ты эту опасность не то что предотвратить, а даже предвидеть никак не можешь. Тогда, бывает, проскребывают кошки на душе. А во всех других случаях страх почему-то в расчет не принимается.
— А за чужие ошибки разве вам не приходится расплачиваться? За ошибки, заложенные в конструкции машины, допущенные при ее производстве?! Разве от сознания того, что они есть, не бывает страшно?
— Нет. Наша задача как раз в том и состоит, чтобы выявить их. О страхе ли уж тут думать? А потом, Ирочка, должен заметить, что эти ошибки, о которых вы говорите, их не я, их другие испытатели выявляют, те, кто работает с новыми моделями самолетов на авиазаводах. А я испытываю приборы, системы управления. Знаете, сколько их стоит на современном воздушном корабле?
Ирина отрицательно покачала головой.
— Если сейчас начать перечислять — до полночи хватит, — пошутил Владимир. — Конечно, и по их милости сломать шею можно в два счета. Но это все же не то, что облетывать новую машину. Там дело много рискованней, и меня туда пока не пускают, говорят, что опыта летного маловато. Так что я набираю этот самый опыт и в данный момент вместе с конструкторами из вашего КБ собираюсь испытывать одну интересную штуку. Да вы знаете, о чем я говорю.
— Знаю. То, что сконструировал Сергей.
— Вот-вот. С ним мы и отправимся в первый полет. И хватит меня интервьюировать, Ирочка. Расскажите лучше, что сами думаете делать после окончания института. Куда вас собираются отправить?
— Никуда. Я — вечерница. У меня распределение свободное. Наверное, останусь здесь.
— А что здесь? Есть что-нибудь на прицеле?
— Совершенно четкое намерение: в конечном итоге непременно буду работать в школе.
— Да… А почему не в институте каком-нибудь?
— Это не то.
— Почему? Труднее?
— Я бы не сказала. Да и в другом дело. В высших, средних учебных заведениях, там работа в основном сводится к преподаванию дисциплины. А мне хочется быть еще и воспитателем.
— Неужели тянет?
— Очень. Возьму самых маленьких, самый шумный класс и поведу его к выпуску.
— Ирочка, да вы же Гаганова:.
Ирина засмеялась.
— Мне не надо, чтобы обо мне говорили. Я удовлетворение совсем в другом вижу. Воспитывать — это значит помимо всего прочего окружить человека заботой, вниманием, проявлять, в конце концов, к нему, к его делам участие. В этом я вижу для себя поле деятельности. Я сказала: «самый шумный класс». Правильнее было бы — самый трудный, детей без нормального детства. Бывают такие случаи: вроде и в семье они растут, а все равно как сироты. Я сама, между прочим, так выросла. У меня мать и отец есть. А воспитывал меня, если уж говорить откровенно, брат. Он меня маленькую будил по утрам, одевал, водил в детский сад, потом провожал и встречал из школы, делал со мной уроки. А в кино, на елку, в театр я и не мыслила ходить без него. Так что он для меня самый дорогой человек на свете. И его я люблю больше всех. Вот таким детям, которым дома не додали тепла, мне кажется, я сумею быть нужна и полезна. Путь к ним я найду.
— Вот вы какая, — с любопытством посмотрел на Ирину Владимир.
— Какая?
— Пацанов любите: А впрочем, об этом я сам, наверно, мог бы догадаться. Вы же добрая. Занда вон как к вам ластится. Чувствует, что вы ей уши не надерете. А ее не обманешь: Значит, скоро в школу?
