Уилбур Смит - Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники
Шредер развернулся и направился в коридор. Осторожно потянул за ручку двери в конце коридора, но дверь была заперта изнутри. Шредер издал нетерпеливое восклицание. Время уходит. Он знал, что Левеллин не станет колебаться и с началом прилива уплывет без него. Он прошел назад по коридору и через стеклянную дверь вышел на длинную веранду. По ней он дошел до окна хозяйской спальни. Окно в туалетную комнату Катинки тоже было закрыто, и Шредер поднял руку, чтобы постучать, но сдержался. Он не хотел привлекать внимание прислуги. Вместо этого он извлек саблю, просунул лезвие в щель и приподнял засов изнутри. Поднял ставни и через подоконник перелез внутрь.
Его сразу окружил аромат Катинки, и на мгновение от любви и желания у него закружилась голова. Охваченный радостью, он вспомнил, что скоро она будет принадлежать только ему, он уплывут вдвоем и рука об руку будут строить свою новую жизнь и счастье. Он прошел по деревянному полу, ступая легко, неслышно, чтобы не испугать ее, и осторожно отвел занавес, закрывающий вход в спальню. Здесь были закрыты и окна, и ставни. Шредер остановился, давая глазам возможность привыкнуть, и увидел, что постель смята.
И тут в полумгле разглядел жемчужный блеск безупречной белой кожи на смятых простынях. Катинка, нагая, сидела к нему спиной, ее серебристо-золотые волосы водопадом ниспадали по спине до совершенных ягодиц. Он почувствовал прилив желания, в паху у него взбухло. Стремление к обладанию было столь сильным, что он не мог ни пошевелиться, ни даже вздохнуть.
Тут она повернула голову и посмотрела прямо на него. Глаза ее распахнулись, и краска сбежала с лица.
— Презренная свинья! — негромко сказала она. — Как ты смеешь шпионить за мной?
Голос ее звучал тихо, но был полон презрения и ярости. Шредер в изумлении отшатнулся. Он не понимал, почему его возлюбленная так с ним разговаривает, почему смотрит с таким презрением и яростью. Потом он увидел, что ее обнаженные груди блестят от пота и что она сидит верхом на мужчине. Мужчина лежал на спине, и она в акте страсти принимала его в себя, скакала на нем, как на жеребце.
Тело мужчины нагое, мускулистое, жесткое, тело гладиатора. Одним гибким движением Катинка спрыгнула с него и повернулась лицом к Шредеру. Она стояла у кровати, дрожа от гнева, и внутренняя поверхность ее бедер блестела от выделений ее похоти.
— Что ты делаешь в моей спальне? — прошипела она.
Он оцепенело ответил:
— Я пришел забрать тебя с собой.
Но теперь его взгляд переместился на мужское тело. Влажные и спутанные лобковые волосы, член, толстый, разбухший и блестящий, устремлен в потолок и покрыт блестящей вязкой жидкостью. Мужчина сел и посмотрел прямо на Шредера тусклым желтым взглядом.
Шредера окатила волна невыразимого ужаса и отвращения. Катинка, его любовь, спит с Неторопливым Джоном, палачом.
Катинка что-то говорила, но ее слова утратили для него смысл.
— Ты пришел забрать меня? Кто дал тебе основания считать, что я уйду с тобой? Ты шут Компании, предмет насмешек всей колонии! Убирайся, дурак! Отправляйся в нищету и безвестность, где тебе место!
Неторопливый Джон встал с кровати.
— Ты слышал? Уходи, или я вышвырну тебя.
Но не эти слова, а то, что пенис Неторопливого Джона оставался разбухшим и возбужденным, свело Шредера с ума. До этой минуты ему еще удавалось держать себя в руках, но теперь это стало невозможным. К унижениям, оскорблениям и отвержению, которые он испытал в этот день, добавилась еще всепоглощающая ревность.
Неторопливый Джон наклонился к груде сброшенной у кровати на пол одежды и снова выпрямился, держа в правой руке нож для обрезки ветвей.
— Я тебя предупредил, — сказал он низким, певучим голосом. — Уходи немедленно.
Нептунова шпага одним легким движением, как живая, оказалась в руке полковника. Неторопливый Джон не был воином. Жертв всегда доставляли к нему связанными и избитыми. Он никогда не сталкивался в равной борьбе с таким человеком, как Шредер. Он прыгнул вперед, низко держа нож, но Шредер легко провел лезвием сабли по внутренней стороне запястья Неторопливого Джона, перерезав сухожилие; пальцы у того непроизвольно разжались, и нож упал на плитки пола.
Затем Шредер сделал выпад в сердце. У Неторопливого Джона не было ни времени, ни возможности увернуться от удара. Острие пришлось в самую середину его широкой безволосой груди, сабля вошла в тело до украшенной камнями рукояти. Мужчины стояли, связанные оружием. Пенис Неторопливого Джона постепенно расслабился и повис, вялый и безжизненный. Глаза потеряли прозрачность, затуманились и стали похожи на желтые камни. Он опустился на колени, и Катинка закричала.
Шредер вырвал лезвие из груди палача. Оно было темным от крови. Катинка снова закричала. Из раны на груди Неторопливого Джона ударил фонтан крови, и палач упал на плитки пола.
— Не кричи! — рявкнул охваченный яростным гневом Шредер, подступая к женщине со шпагой в руке. — Ты изменила мне с этой тварью. Ты знала, что я тебя люблю. Я пришел за тобой. Хотел, чтобы ты ушла со мной.
Она пятилась от него, прижимая кулаки к щекам, и истерически кричала высоким голосом.
— Не кричи! — заорал он. — Тише. Я не выношу, когда ты вопишь.
Ужасный звук эхом, а потом и болью отдавался у него в голове, но Катинка продолжала пятиться и кричала еще громче. Нужно было оборвать этот ужасный звук.
— Перестань!
Он попытался схватить ее за руку, но Катинка оказалась чересчур проворной и вырвалась. Ее крики становились все громче, и его гнев, словно ужасное черное животное, вырвался на свободу. Без приказа, без участия мозга шпага взвилась и пронзила нежный белый живот сразу над золотистым гнездом бугра Венеры.
Крик перешел в полный боли вопль, Катинка ухватилась за клинок, но Шредер вырвал его у нее. Шпага до кости разрезала ее ладонь, и, чтобы прекратить этот крик, он снова дважды ударил женщину в живот.
— Замолчи! — ревел он.
Она повернулась и побежала к двери, но Шредер ударил ее в спину над самыми почками, выдернул клинок и снова ударил — между лопатками. Катинка упала навзничь, а он стоял над ней и бил, и рубил, и кромсал. Всякий раз сталь пронзала тело и ударялась о плитки, на которых корчилась женщина.
— Молчи! — орал он и бил до тех пор, пока ее крики и стоны не стихли. Но и после этого полковник продолжал колоть, стоя в луже ее крови, в окровавленном мундире, с лицом и руками, покрытыми красными пятнами, как сыпью.
Но вот черный гнев медленно отхлынул, и Шредер прислонился к стене, оставляя на ее белой поверхности красные полосы.
