Анастасия Коробкова - Сказки Перекрестка
Как-то вечером терпение у меня лопнуло, и я спросила, зашвырнув в Галин гамак очередной опус о священных обязанностях правильной мусульманки:
— Ты долго еще собираешься здесь торчать? Я никогда в жизни не проводила время настолько тупо!
— Подожди немного, — попросила Галя. — Я хочу потренироваться стрелять. И с джипом у меня пока плохо получается. Ну где еще меня этому научат, да забесплатно, да несовершеннолетнюю?..
И вдруг добавила, с выражением нетипичной для нее злобы сощурив глаза:
— Козлы вонючие!
— Что так? — оторопела я.
В этот момент кто-то поскребся в палатку и, не дожидаясь ответа, к нам вошел Абдулла, инструктор по стрельбе.
Он обвел нас странным каким-то, мутным взглядом, и сказал:
— Захира, зайди на кухню, помоги Лейле, она просила найти кого-нибудь.
Я выбралась из гамака и отправилась на кухню, размышляя, что могло случиться с Джамилей. Не дойдя до кухни десяти метров, резко остановилась. Абдулла-то зачем остался?! Я бегом вернулась в палатку и обнаружила то, что уже ожидала: борьбу вольным стилем. Абдулла, скрипя от натуги зубами, пытался уложить Галю на пол, а она, потеряв равновесие, хваталась одной рукой за гамак, а другой вцепилась ему в бороду. Услышав, что я вошла, Абдулла замер в неудобной позе.
— Все Аллаху расскажу! — торжествующим голосом заявила я.
Абдулла растерялся и отпустил Галю. Она удержалась на ногах и, тяжело дыша, принялась тереть шею. Вид у Абдуллы был обиженный, словно он справедливо рассчитывал на иной прием. Наконец он нашел, что ответить:
— Не смей трепать своим грязным ртом имя Аллаха, шлюха!
Кровь ударила мне в лицо:
— Не смей называть меня шлюхой, дерьмо!
Абдулла снова высказался в оскорбительном смысле и вылетел вон.
Галя недобро усмехнулась ему вслед.
— Поняла теперь, почему козлы вонючие?
— Все еще не понимаю, почему мы здесь застряли, — отозвалась я.
— Из-за стрельбы и вождения, — напомнила она. — С паршивых овец хоть шерсти клок. Шлюхи мы, видите ли! Только потому, что балахоны не носим. А безмозглый кулек Джамиля — святая! Сам-то Абдулла почему не побоялся согрешить?
Я кивнула на ворох брошюр:
— Он был бы не виноват, это ты его соблазнила.
— Чем?! Футболкой с рукавами до локтей и штанами?!
— Под футболкой легко угадываются очертания фигуры, а штаны обтягивают бедра.
— И этого достаточно, чтобы соблазнить? Они тут все идиоты?!
— Испокон веков. Это национальная генетическая мутация.
Она наконец успокоилась, грустно вздохнула и села на табуретку.
— Ненавижу. И так быть женщиной — не сахар, а еще шлюхой считают. А даже если бы я и трахалась с кем хотела — почему эта свинья думает, что мне все равно?
— Почему не сахар? — удивилась я. В последнее время я как раз пришла к выводу, что быть женщиной — здорово…
— Потому, — недовольно буркнула она. — Завтра-послезавтра опять придется у Лейлы чистые тряпки просить.
Я не поняла, но Галя этого не заметила и продолжала ворчать:
— А еще говорят, что природа мудра. Дура она — каждый месяц ранить людей ни за что ни про что!
Тут она повернулась, раздраженная моим молчанием, и увидела непонимание у меня на лице.
— Везет, — резюмировала она. — Хотя странно. Пора бы.
Только засыпая, я поняла, о чем она говорила. На самом деле странно. Но иначе было бы неудобно.
VI
На следующий день Абдулла был мрачен. Он мрачно вручил нам винтовки, и, когда Галя, решительно прищурясь, трижды выбила сто из ста, мрачно сорвал бумажные мишени со стены. К концу стрельб подошел командир Мустафа, оценивающе посмотрел на наши результаты, и потом они с Абдуллой тихо что-то обсуждали. Абдулла раза два злобно зыркнул в нашу сторону. Так, стало быть, ночное поползновение было санкционировано начальством…
Я пошла к палатке, чтобы посмотреть на «компас». У входа мне перегородил дорогу паренек из новобранцев, тех, с которыми мы тренировались месяц назад.
— Пусти погреться, — с наглой ухмылкой попросил он.
Я ответно улыбнулась и с места ударила его ногой в живот, а потом, когда он согнулся пополам — ребром ладони по шее.
— Да у тебя озноб, — сообщила я, перешагивая через скрюченное тело. — На дворе жара. У врача проверься.
В палатке я посмотрела на «компас». Напрямую — ничего, значит, не меньше недели. Куда попало — дней через пять или шесть. Так, застряли.
— Что там? — спросила Галя, заглядывая в «компас». — А, вижу. Можно еще потренироваться.
— Ты у Лейлы уже была? — спросила я. С момента разговора Абдуллы с Мустафой меня не отпускала тревога.
— Нет пока. А что?
— Иди немедленно, и про меня скажи, что тоже. Вроде они брезгливые, несколько дней продержимся.
Галя побледнела.
— Ты думаешь… он еще полезет?
— Все полезут.
Она с сомнением помолчала, потом неуверенно возразила:
— Ну… не спермотоксикоз же у них… всех.
— А это неважно. Мы им, может быть, даже противны. Им велели — они делают.
— Ася, я не понимаю. Зачем?
Надо собрать в кучу все, что я увидела, и что мне подсказала интуиция.
— Из нас готовят смертниц. Мы попали к террористам.
Галя помолчала, соображая.
— И что дальше будет?
Я пожала плечами.
— На нас прицепят по килограмму пластита с гвоздями и гайками и отправят, судя по нашей подготовке, на какой-нибудь охраняемый объект. Дело за малым — чтобы мы захотели умереть. Нам внушают, что ничего хорошего нас в жизни уже не ждет, что мы в глубоком горе, потеряв родных, и их души требуют отмщения, что сами мы по уши в грехе, искупить который может только подвиг во имя Аллаха. Они видят, что мотивация у нас слабая: по родным не тоскуем, а жизнью наслаждаемся. Осталось последнее — убеждать про грех, да так, чтоб сомнений не было, чтобы мы сами себя возненавидели. Ясно?
Галя кивнула и задумалась.
— Может, замотаемся в покрывала с ног до головы?
Вот наивная!
— Они объяснят, что поздно, что мы их уже завлекли. Галя, цель — морально нас уничтожить, ради этого они будут насиловать и изуродовать, а оправдания найдутся!
— А если сказать, что мы не мусульманки?
Нас убьют. И не просто убьют. Мой взгляд, наверное, был достаточно выразительным. Она сама поняла, что сморозила глупость, и сникла.
— Пошли к Лейле! — распорядилась я.
Но уже было поздно. У палатки нас ждали. Пока двое, из новобранцев. Осклабившись, они начали ласково нам что-то объяснять про нашу ослепительную красоту и непреодолимое желание. Мы хором сказали:
