Мари Бенашвили - С Луны видно лучше (СИ)
Но тогда я всерьез задумался над этим, и начал собирать информацию об этом. Из того, что я узнал от соседей и еще некоторых учеников, космонавтом стать практически нереально, будто я прошу в кабинете химии создать второй Марс! Эх, а были времена, когда космонавтами брали любого смельчака! Эх, помню этого смельчака! Ну как же без тебя тяжело…
Глава 29: заметки о земной жизни
Время моего пребывания в школе близилось к концу. Математика мне так и не далась, зараза, но я только рад. Не могу представить, чтобы я делал, полюби я ее. Но, спустя время я понял, что математика, объединившись в коалицию с физикой и биологией, решили извести меня. Потому, что, если алгебру и геометрию я еще мог перенести благодаря учителю, которого больше не интересовала моя персона, то учительница по физике неустанно, изо дня в день, укрепляла ненависть ко всем нам, за исключением тех магов, которые могли понять ту физическую чушь, что она несет. Ведь, как мне сказали, физика – это наука о том, что окружает нас и о тех законах, которым мы подчиняемся. Бедные, узколобые люди, так никогда и не поймут, что они могут не подчиняться никаким законам! Но нет, нужно было изучать устройство мира. Почему я двигаюсь, как функционируют механизмы и взаимодействуют молекулы.
Но, оставляя неприятное, были и приятные моменты в учебе. Настоящую радость мне доставляла литература и, конечно же, астрономия. Вы, наверное, думаете, что где астрономия, там и физика, но для меня это совершенно разные вещи. Уж в этой сфере я ориентировался, и из молчаливого, незаинтересованного ученика, превращался в разговорчивого, страстного слушателя. Правда, на многие вещи у землян были достаточно примитивные или искаженные взгляды. Я часто пытался договаривать и рассказывать о многих явлениях, о которых люди попросту не знали, и не могли знать. Но меня быстро приземляли, иронически посмеиваясь над «безумными теориями». Но я тогда просто получал удовольствие от тех азов знаний о космосе, которые выдавались за сложнейшие факты. Особенно меня забавляла фраза «Еще достоверно неизвестно о фактах существования внеземных цивилизаций». Когда ее впервые произнесли, я не сдержался, и сказал:
-Вы что, правда, думаете, что земляне – это единственные представители жизни во всей Вселенной?
Но на мою насмешливую речь даже не обратили внимания.
В целом же, я немного привык к вашим порядкам. Я даже, бывало, на секунду забывался, и предавался земным заботам, сузив свой мир до плоскости одной планеты. Здесь творилась такая суета, которой, признаю, иногда все же не хватает такому спокойному космосу, которому уже не докажешь, как важны эти ваши физики-математики. Там вы ничто, и мертвы вы или живы – никого не волнует. Там в принципе, ничто не важно. Космос не спросит «веришь или нет» и не скажет «а докажи, почему так», там просто есть, и с этим глупо спорить.
И все же, некоторые вещи я испытывал только на Земле. Среди них была и простуда – дрянь, что пристала ко мне холодным днем. Я чихал как полоумный, постоянно вытирая при этом нос, который истекал, словно горный ручей. В теле был жар и дрожь, мысли сводились к носовым платкам и горячему чаю. Да, те две недели, что я провел в постели, показали мне, что среди прочих неудобств земной жизни, быть заложником болеющего тела – худшее. Но я се же старался не пропускать по возможности школу.
Кстати, вы все еще помните о том, как меня грозились выгнать со школы в место, куда страшнее за несоблюдение формы? Конечно, с тех пор одежды у меня прибавилось, но форму я так и не носил. Да еще и умудрился поднять в школе бунт. Да, настоящий мятеж! И хоть людские распри скучны на общем космическом фоне, мне даже понравилось устраивать переполох.
Я до самого окончания школы появлялся в «неправильной» одежде. Ходил в излюбленной оранжевой футболке. Еще мне нравились яркие кофты, которые отличались бы от просто черно-белой гаммы, кроме того я никогда не пренебрегал простыми джинсами и черными кедами.
После того дня, когда я побывал в кабинете директора, прошло не больше двух дней, как я опять оказался там, сидя на неудобном угловатом стуле.
-Как я вижу, ваша форма не стала лучше.
-Ее просто нет на мне.
-Кхм, - закашлялся он. – Как я и думал, держать такого ученика в школе нашего уровня неприемлемо. Я подал прошение о переводе тебя в детдом.
Сообщив мне эту весть, он отправил меня восвояси.
Прошла еще неделя. Я сам пришел к директору и прямо спросил у него про перевод. Он слегка сжал губы, нахмурил лоб и, прокашлявшись, сказал:
-Нам отказали в переводе.
-Хм, значит ли это, что я до конца этого учебного года останусь тут?
-Да, - отрезал директор. – А теперь отправляйся назад на уроки.
Еще не зная, рад я или огорчен, я направился во двор на физкультуру. По дороге я встретил жабу. Она дернула меня за футболку, да так сильно, что я едва не упал.
-Я вижу, - грозно сказала она, - ты не понял, что значит форма.
-Понял.
-Мне что, нужно тебя каждое утро одевать насильно?!
-Обойдемся без насилия.
-Ты, кажется, не понял, что тебе грозит? Или ты не слышал директора?
Я невольно рассмеялся. Женщина взглянула на меня с раздражением и непониманием. Я радостно сообщил ей, что остаюсь в школе, хотя она почему-то не была так же воодушевлена.
-Еще раз я увижу тебя в таком виде, и!.. – произнесла она, резко повернувшись и топая в обратную сторону.
Стоит ли говорить, что «в таком виде» она видела меня до окончания школы, но больше ни разу ничего не сказала о моем внешнем виде. Когда ее намеренное упущение меня из виду заметили и остальные, в школе стало появляться все больше ярких пятен. Поговорив со мной, краснея и бледнея, падая в обморок от волнения, люди в моей школе стали выходить, сначала в еле заметных, а потом и в вопиющих цветных одеждах. Не успевала жаба накричать на одного, как на нее волной обрушивалась еще сотня непослушных. Она, день ото дня, так и багровела от злости, что мы боялись, как бы она не лопнула. Вскоре ее угрозы стали настолько беспомощны, что встречались лишь грубой насмешкой. Те, кто прежде роптали перед зеркалом, боясь не на ту сторону зачесать волосы, теперь утруждались выбором между лаковыми желтыми и малиновыми ботинками. Банты, рюши, непонятные огромные юбки в горох или шорты, длиной не больше трусов, распущенные волосы, декольте до пупка, блузы в цветочный принт, острые шпильки, высокие прически, закрепленные лентами – вот, что, буквально, за одну неделю случилось с нашей школой. Причем, на глазах менялись и те земляне, которые казались мне самыми «правильными» и скромными. Теперь я сам казался бледным пятном на фоне общего цветения. Метаморфозы в одежде сказались даже на поведении. Были потеряны всякие авторитеты и послушание. Жаба уныло бродила по школе, опустив глаза, а директор и вовсе перестал появляться у нас на виду.