Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах
— Я согласен, — указал он Саросеку.
А тот продолжал:
— Ленин требует усиления карательной политики против контрреволюционеров, уголовников, спекулянтов. Он говорит, что диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов.
Васса встретила его с заплаканными глазами.
— Думала, не увижу больше… В каталажку, мол, как бывшего царского офицера, — всхлипывала она теперь уж от радости.
— Скажешь тоже! — насмешливо ответил он. — Я теперь важная птица: начальник ачинского УГРО.
— А что это такое?
— Сам буду вылавливать всякую нечисть, мешающую Советской власти.
— Час от часу не легче! — испугалась Васса. — Да они тебя из-за угла…
— Все возможно. Волков бояться — в лес не ходить…
Да, тяжелую ношу взвалил на себя Петр Щетинкин. Пожалуй, самую тяжелую в Ачинском уезде. Он снова как бы вернулся под вражеские пули. Только теперь враг прятался и действительно стрелял из-за угла, и подчас трудно было определить, кто охотник, а кто дичь. Щетинкин быстро завоевал авторитет во всем уезде — присмирели хулиганы, меньше стало грабежей. Труднее было бороться с особой категорией грабителей или разбойников: из «семейских». Такой «семейский», живущий отдельным хутором, уезжает верст за сто, а то и за двести, торговать дегтем или кедровыми орешками, но вместо этого малоприбыльного дела занимается грабежом. На постоялых дворах следит за приискателями. Заметит, что у приискателя-простака золотишко водится, пришибет кистенем тут же на постоялом дворе, мешочки с золотым песком переложит в свои карманы. Да на него и подозрение не падет: старообрядец, домовитый, зажиточный, сам при деньгах. Обычно в таких случаях полиция отыгрывается на варнаках — беглых каторжниках из уголовников: кому и промышлять разбоем, если не варнаку!.. И ни в чем не повинный бродяга расплачивается за делишки «семейского» головой.
По подозрению местных жителей у Петра Ефимовича находились на особом учете несколько таких «семейских». Самым отпетым считался торговец дегтем Самошкин. Развозил он свой деготь на енисейской лодке-илимке с деревянным кузовом и крышей. Остроносая плоскодонная илимка сидит в воде неглубоко, через шиверы проходит легко. При попутном ветре Самошкин поднимал паруса, а против течения лодку тащили четыре здоровенных пса. Самошкина Петр Ефимович знал давно. Это был здоровенный мужик с огромной черной бородой, осанистый, вроде бы даже смирный, но убийства старателей, возвращавшихся из Иркутска в Ачинск, случались почему-то после их встреч с Самошкиным. Но Самошкин всякий раз выходил, что называется, сухим из воды. Он прямо-таки потешался над всеми потугами начальника уголовного розыска доказать причастность его, Самошкина, к убийству.
Щетинкин решил сыграть с ним шутку, правда, не зная наверное, чем все закончится. Подкатывался Самошкин к бывшему рабочему-приискателю Кузьме Лычеву, тоже старообрядцу, подозревая, что тот продолжает мыть золотишко вверх по реке. Кузьма в самом деле мыл, но все как-то неудачно. Конечно же, он сразу догадался, чего от него хочет Самошкин, заявил начальнику уголовного розыска.
— Он многих порешил, теперь за мной охотится, — сказал Кузьма Щетинкину. — Хочет оставить моих пятерых ребятишек сиротами.
Щетинкин выработал план захвата разбойника, посвятил в него Кузьму.
И вот Кузьма отправился на своей лодке в заветные места, где когда-то в самом деле находили золотой песок, а теперь рассказы об этих местах превратились в легенду. Возвращалась лодка Кузьмы лунной ночью, держась середины реки. Шла она под небольшим парусом. Неожиданно из-за мыска вынырнула остроносая илимка, пришвартовалась к лодке старателя. Самошкин прыгнул в лодку Кузьмы, сделал свое черное дело, забрал мешочки с золотом. Их оказалось целых пять!
Он уже собирался перебраться на свою илимку, когда заметил быстроходный катер охраны. Уйти было невозможно, и Самошкин открыл стрельбу из нагана.
— Брось наган, дядя!.. — услышал он окрик ненавистного Щетинкина. — Мешочки можешь оставить себе: в них обыкновенный песок и гривенник с дыркой. Ты «убил» чучело, а Лычев — вот он!
В самом деле, на палубе катера стояли Щетинкин и Лычев. Потрясенный грабитель бросил наган, поднял руки.
Местные старатели вздохнули свободней — наконец-то поймали самого страшного из «семейских».
Шаг за шагом прослеживая связи офицеров, прицепивших алые бантики на мундиры, установив тайное наблюдение за каждым подозрительным домом, Щетинкин пришел к выводу: да, в Ачинске действует подпольная офицерская организация, очевидно хорошо связанная с такими же организациями в Красноярске, Минусинске, Канске и Мариинске. Это была боевая организация, готовая выступить против Советской власти в любую минуту. Арестовать всех ее членов у Щетинкина и Саросека не хватило бы сил, так как в Ачинске находилось всего три караульных взвода, верных совдепу. Главное было, как считал Щетинкин, захватить склады с оружием.
Он поделился своими соображениями с председателем совдепа. Саросек задумался. Сказал:
— Ты прав, Петр Ефимович. Силе нужно противопоставить силу. Поспешными действиями можно вызвать мятеж раньше времени, а подавить его будет нечем.
— Что ты предлагаешь? — спросил Щетинкин.
— Освободить тебя от обязанностей начальника УГРО и Чека.
Щетинкин был озадачен и смущен.
— Хочешь сказать, не справляюсь со своими обязанностями?
Саросек досадливо поморщился.
— В партию тебя приняли? Приняли. Значит, теперь ты один из нас. Большевик. Так вот: партийная организация считает — с обязанностями ты справляешься отлично. Но ты совершенно прав: мы — власть, не имеющая реальной силы, — у нас нет войска, которое могло бы в случае мятежа белогвардейцев подавить его! Нужно спешно создавать повсюду красногвардейские отряды, и лучше тебя с этой задачей не справится никто. Мы и так упустили время. Будем выправлять положение. Я сам собирался тебя вызвать. Ну, раз пришел — сообщу тебе решение бюро: ты назначаешься начальником оперативного военного отдела! Объяснять, что это такое, думаю, нет смысла. Сам просил поручить военное дело.
— Бросаешь из огня да в полымя! — пошутил Петр Ефимович, довольный новым назначением. Понял: доверяют дело, во сто крат более ответственное, чем до этого. Он должен создать красногвардейские отряды из рабочих железнодорожных мастерских и других предприятий города и этими силами упредить офицерский мятеж. Он очень хорошо осознавал, что заговор офицерья в Ачинске — всего лишь частица некоего общего заговора и борьба завяжется насмерть.
