Путешествие в Мир - Светлана Каныгина
– Ну, держись!– прошипела сквозь зубы Денизьям и, схватив вурмека за грудки, толкнула его на куст.
В это мгновение, над головами ссорящихся друзей что-то громко щелкнуло и, в ту же секунду, вокруг них сомкнулась, а затем подбросила их вверх петля из тугих верёвочных сетей. Не успев понять, что происходит, Денизьям и Горен, пленённые, повисли над водой, раскачиваясь в узком сетчатом мешке.
– На этот раз виновата ты,– пробурчал вурмек, пытаясь высвободить, скрученную между ним и девушкой руку,– Не прицепись ты к этому кусту, мы бы не угодили в ловушку. А теперь, вися здесь, мы успеем и комаров покормить и подохнуть. Если, конечно, сюда не явится тот, кто всё это устроил и, к примеру, не поужинает нами.
– По-твоему, во всём случившемся виновата я, да?– ответила Денизьям,– А кто притащил нас сюда? Кто настоял идти вдоль ручья? Хорошо бы тебе замолчать, Горен, или я поколочу тебя.
Юноша закатился язвительным смехом.
– Поколотишь?! Попробуй!– сказал он,– Ты и двинуться-то не сможешь. Мы в западне, Денизьям, и самим нам отсюда никак не выбраться.
Девушка попыталась пошевелиться, но сети стянули её и вурмека так крепко, что каждое её движение приносило пленникам одну лишь боль.
– Всё! Довольно!– раздраженно буркнула Денизьям,– Пусть нас сожрут, как ты говоришь, но я больше и пальцем не пошевелю. Я устала, хочу есть, и у меня больше не осталось сил. Пусть всё идёт, как идёт.
Она глубоко вздохнула и, расслабившись, закрыла глаза. Горен хотел ответить ей, приободрить, но передумал и промолчал.
«Порой, молчание успокаивает лучше тысячи самых приятных слов. И просто неотступно быть рядом с человеком во время его душевной бури куда действеннее, чем пытаться унять тревоги пустыми разговорами». Эту простую истину Горен прочел в книге Онёбуса и с тех пор носил в себе, всякий раз убеждаясь в её правильности. В случае с Денизьям мысль старика была особенно точна. В гневе девушка вообще не имела привычки кого-либо слушать, но дружеское плечо рядом всегда помогало ей успокоиться. И хотя сейчас Горен и злился на неё, выбора у него не было: плечо вурмека было накрепко притянуто к Денизьям сетями ловушки. Обращенный лицом к озеру, сонно уставившись на водную гладь, он наблюдал за суетливыми движениями водомерок и старался ни о чем не думать.
А тем временем краски леса постепенно темнели. Лягушки закончили свой шумный ритуал и сидели без движения, задумчиво поквакивая. С каждой минутой их голоса становились тише, звучали всё реже, а потом и вовсе смолкли, исчезнув вместе с их обладателями. В надвигающейся ночной темноте яркий травянистый окрас озёрной воды померк. Лишённое суматошных движений и громких криков своих обитателей, озеро стало казаться безжизненным и мрачным. Вскоре последний солнечный луч исчез и на ночном небе, показался жёлтый диск полной луны. На смену тёплым солнечным проблескам, сквозь кроны склонённых над озером деревьев заструился белый лунный свет. Своим холодным сиянием он пробудил спящих ночных насекомых и они, невидимые глазу, оживились и в один голос затянули негромкую монотонную песню. Под эту стрекочущую мелодию, привлеченные лунным светом, на поверхности воды показались бутоны водяной лилии. Словно повинуясь одновременно запущенному заводному механизму, они медленно раскрыли свои цветы и, источая в воздух горько-сладкий миндальный запах, приглашали ночных мотыльков понежиться на их белоснежных лепестках.
Мешок из сетей, пленивший Горена и девушку, мягко покачивался из стороны в сторону, и тем всё сильнее убаюкивал рассорившихся друзей. Казалось, Денизьям уже спала. Вурмек же, несмотря на усталость, старательно сопротивлялся сну, боясь пропустить разворачивающееся на озере ночное представление.
«Странно. Ведь лучшего места для ночлега мы не смогли бы найти»– подумал Горен, чувствуя, как сладостный сонный туман обволакивает его сознание и расслабляет тело.
Он был уже почти готов отдаться его власти, но вдруг пробудился, ощутив хлёсткий удар по ноге. Вздрогнув, Горен открыл глаза.
– Я знал!– крикнул сверху чей-то скрипучий голос,– Я был уверен, что вы не оставите меня в покое. Воры! На этот раз я проучу вас как следует! Думали, я не готов к вашим вылазкам?
Пробудившаяся от криков Денизьям попыталась рассмотреть нападавшего. Он был наверху, на той ветке дерева, к которой крепилась ловушка. Но разглядеть что-либо, кроме, снующего по ветке худощавого силуэта было невозможно. Черты неизвестного скрывали листва и свет луны, освещающий его сверху. Бормоча что-то невнятное себе под нос, он ходил по ветке вперёд-назад и нервно взмахивал руками. Девушка была почти уверена, что нападавший был не один. Кто-то ещё рядом с ним отвечал из густого вороха листвы. Двое напряжённо спорили, и никак не могли прийти к единому мнению. Неожиданно неизвестный вскрикнул и с животным рычанием обрушил на недоумевающих пленников град новых ударов. Один из них пришёлся Денизьям точно по уху и она, не сдержавшись, громко и крепко выругалась.
– Что?– спросил голос сверху.
Боясь получить за грубость очередную порцию тумаков, девушка не ответила.
– Нет, друг мой, ты опять ошибся. Это не обезьяны,– медленно наклонившись к ловушке, произнёс неизвестный,– Ни одна из этих кривохвостых крыс не умеет говорить. Так, кто же попался ко мне в сети?
Ветка скрипнула и неизвестный, ловко спрыгнув вниз, оказался стоящим под ловушкой на гигантском листе водяной лилии. Он был как раз под прижатым к сетям Гореном. Вурмек без труда мог рассмотреть его.
Если когда-нибудь юноше и приходилось видеть малопривлекательных созданий, то это по тошнотворности своего облика превзошло их всех. Открывшийся глазам юноши образ нападавшего оказался ничуть ни приятнее, чем его скрипучий голос. На листе лилии, скривившись в отвратительной гримасе, стоял полуголый костлявый человек с крючковатой палкой в руке. Он смотрел на вурмека, задрав кверху голову, и что-то неслышно бормотал. Взгляд неизвестного был колкий, озлобленный, но в тоже время и рассеянный, такой, будто из этого человека на вурмека смотрели сразу двое: буйный воин и кроткий вдумчивый мыслитель. Особую чудаковатость его взгляду придавали сами глаза. Крупные и выпуклые, они выглядели несообразно на исхудалом лице неизвестного. К тому же один из них был полностью белым и явно ничего не видел. От того человек смотрел искоса, чудно вращая зрачком единственного зрячего глаза. Дополнением отталкивающего вида незнакомца были его волосы. Длинные и плотно прижатые к голове ветхой повязкой, они свисали по его плечам и были настолько засалены, что казались мокрыми. Такой же неопрятной, но более взъерошенной и вьющейся, была борода человека. Она тянулась до самого пупка своего обладателя, где её конец прятался за
