Игорь Бестужев-Лада - Отвага
Куликов зашевелился в темноте и шепотом спросил:
— Саша, ты не спишь еще?
— Нет.
— Слушай-ка! — Куликов придвинулся поближе. — Мы завтра с Усманом уедем в одно место. К вечеру, думаю, вернемся.
— А я?
— Ты останешься здесь.
— Что мне делать?
— Ничего. Отдыхай. Ну и присматривайся. Все примечай. Но предупреждаю, в случае чего — никаких самостоятельных действий!
— А что здесь может произойти?
— Ну мало ли.
— Скажите, Владимир Петрович, Нигматулла живет в Аяк-Кудуке?
— Нет, он кочует с отарой километрах в двадцати отсюда.
— Вы едете к нему?
— Да.
«Все ясно! Как до дела дошло — меня в сторону».
С нескрываемым разочарованием спросил:
— А Сабир тоже там?
— Не знаю. На месте выясним.
Саше вдруг смертельно захотелось поехать вместе с Куликовым. В самом деле, одолеть такое расстояние, испытать столько мучений — и все ради того, чтобы в нужный момент оказаться в роли постороннего наблюдателя. Обидно! Честное слово, обидно! В конце концов, он взрослый человек и как юрист не сегодня завтра приступит к самостоятельной работе. Придвинувшись к майору, он жадно зашептал:
— Владимир Петрович! Возьмите меня с собой! Вы, наверное, думаете, что я совсем ни к чему не приспособленный. В дороге все как-то нескладно получалось, и вообще… Просто с непривычки это, понимаете? Первый раз в пустыне. А так я выносливый. Спортом занимаюсь. У меня есть разряды по бегу, волейболу…
В темноте Куликов тихонько рассмеялся:
— Я верю, верю! Но только ехать тебе с нами не надо.
— Почему?
— Не надо — и все.
— Думаете, подведу?
— Ничего такого, Саша, я не думаю. Просто тебе лучше остаться здесь.
— В-лади-имир Петрович…
— Всё! — сердитым голосом сказал, как отрезал, Куликов. — Что без толку перемалывать одно и то же? Давай спать!
«Конечно, не доверяет, — с неутихающим чувством обиды думал Саша. — Кто я для него? Всего лишь какой-то практикант, с которым можно не церемониться. Э-эх!..»
* * *Проснувшись утром, Саша по привычке горестно подумал, что надо вставать и потом целый день по жаре трястись в ненавистном седле. Он приоткрыл глаза. Перед ним возник серый войлок юрты. Одеяла, кроме того, на котором лежал Саша, были скатаны в тугие валики. Тут только он сообразил, что никуда ехать не придется. Куликов и Усман, видимо, давно уже умотали к этим Гарифулиным, и теперь он, Саша, свободен, как птица. Никаких тебе забот. Вот благодать-то! На какой-то миг мелькнула обида на Куликова, но сразу и улеглась. Не взял — и ладно! Как-нибудь обойдемся. Зато впереди целый день, который можно провести в восхитительном безделье…
В юрту с озабоченным видом заглянул сын хозяина, видимо, дожидавшийся, когда он проснется. Увидев, что гость не спит, он широко улыбнулся, ничего не сказал — и исчез.
«В самом деле, пора вставать, — подумал Саша, восприняв это как молчаливый упрек. — Сколько можно разлеживаться?»
Он поднялся, натянул джинсы и рубашку и вышел из юрты. Солнце стояло уже высоко и начинало парить.
Сын хозяина, державший наготове кумган, тоненькой струйкой, словно отмеривая воду, полил ему на руки. Умывание не ахти какое, но оно освежило Сашу, и он вообще почувствовал себя прекрасно.
«Нет, все-таки жить можно!»
Потом сын хозяина на подносе принес несколько лепешек, чайник и две пиалы. Лепешки оказались еще теплыми — наверное, их недавно испекли — и просто восхитительными на вкус. Саша неторопливо ел, запивал зеленым чаем, который теперь уже не казался ему таким терпким, и размышлял, что в этой степной жизни, с ее простым укладом, есть свои преимущества. Попытался разговориться с сыном хозяина, но тот на все вопросы отвечал односложно и вообще, чувствовалось, робел перед гостем, приехавшим из города.
Напившись чаю, Саша по-восточному приложил руку к груди — это движение, неоднократно виденное им в последние несколько дней у других, получилось у него непроизвольно — и сказал, что он, пожалуй, немного прогуляется. Сын хозяина ответил на это обычной своей ласковой улыбкой.
«Чудной парень», — подумал Саша.
Испытывая какую-то внутреннюю приподнятость, он вышел наружу; постоял немного в сомнении — куда же пойти? — и пошел наугад вдоль юрт, стоящих без какого-либо особого порядка. Возле них кипела своя жизнь. Пожилая женщина в синем платье и длинных, до самых щиколоток, шароварах стирала белье в небольшом тазике. Пройдя еще немного, Саша увидел стайку ребятишек не старше пяти-шести лет. Двое из них, наклонив, как задиристые бычки, головы и обхватив друг друга руками, со страшным сопеньем топтались на месте. Увидев, что за ними наблюдает взрослый человек, они принялись за это дело с особым усердием; одному из них наконец удалось одолеть другого, он повалил его и торжествующе сел ему на живот, хотя поверженный продолжал извиваться под ним и что-то отчаянно кричал, стараясь, наверное, доказать, что хоть его и свалили, но еще не положили на обе лопатки и потому борьба не кончена. В спор вмешались остальные, и поднялся неимоверный гам.
Саша улыбнулся — мальчишки и есть мальчишки, везде они одинаковы — и пошел Дальше.
Откуда-то сбоку перед ним вынырнул мужчина в клетчатой рубашке, сутуловатый, с копной черных волос на голове. Увидев Сашу, он странно дернулся, словно наткнулся на невидимое препятствие, и бросился обратно. Саша удивленно посмотрел ему вслед. Что это он, как будто испугался? А чего, собственно?
Впрочем, мысль об этом пустячном случае заняла в его сознании не больше места, чем увиденная им только что борьба мальчишек, и он почти сразу же забыл о нем. Селение оказалось небольшим, Саша обошел его за каких-нибудь полчаса и вернулся к юрте, в которой ночевал. Помыкался немного возле юрты, не зная, чем заняться. Сын хозяина куда-то ушел, даже словом перемолвиться не с кем. Скукота! Саша вошел в юрту и улегся на кошме, прислонившись головой к одному из свернутых валиков.
Он попытался представить, чем занимаются сейчас Куликов и Усман. Наверное, уже добрались до отары Нигматуллы Гарифулина. Если Сабир там — а по логике вещей он никак не мог находиться в другом месте, — то, возможно, его уже взяли. Эх, жаль, он, Саша, не присутствовал при этом! Уж он-то в трудную минуту, будьте уверены, не оказался бы лишним… Но интересно все-таки знать, как происходило задержание? Сопротивлялся ли преступник? Дошло ли дело до стрельбы, ведь у Сабира, по предположениям, имелся пистолет? Как вел себя при этом его брат, Нигматулла? Ладно, вот вернется Куликов, надо его обо всем хорошенько расспросить.
Саша вспомнил занятую стиркой женщину, смешную борьбу ребятишек, непонятное поведение черноволосого мужчины в клетчатой рубахе… Да, а в самом деле, почему он вел себя так странно? Как будто испугался. А чего пугаться? Саша попытался вспомнить, как выглядел этот человек, но перед ним возникали лишь клетчатая рубаха и черные волосы на голове. Лицо? Нет, лица он не различил, человек выскочил откуда-то сбоку и, мельком глянув на Сашу, бросился прочь. Все это произошло так быстро, что он не успел зафиксировать в памяти внешность неизвестного. Впрочем, вот еще одна подробность — у него была борода. Совершенно точно — была. Клочковатая такая, неопрятная, лишенная всякого ухода. И… все? Однако, наблюдательности у тебя, друг любезный, прямо надо заметить, никакой. Почти нос к носу столкнулся с человеком — и ничего путного о нем сказать не можешь. Ладно, попробуем поразмышлять над тем, что имеется в нашем распоряжении. Значит так — черноволосый. У Сабира Гарифулина — мысль о нем возникла как-то непроизвольно — тоже черные волосы. Только бороды у него нет. Впрочем, велика важность — борода, за эти несколько месяцев, пока скрывается от правосудия, он запросто мог ее отрастить. А то, что этот, в клетчатой рубахе, так шарахнулся от него — значит, чего-то боится. У Сабира Гарифулина оснований опасаться незнакомых людей более чем достаточно…
