Мэри Стюарт - Гончие Гавриила

― Тихой и хорошей! ― Он повторил ее слова безо всякого выражения. ― Понял. Боже мой, а я-то гадал. Теперь начинаю понимать… Это случалось каждый раз, когда я уезжал?

― Не всегда. Иногда, когда с ней было очень трудно. Ну зачем поднимать такой шум, от этого не было никакого вреда! Вы же знаете, как хорошо я за ней ухаживала! Как я работала и заботилась о ней все эти месяцы, как она звонила в колокольчик ночью и днем, и мы не должны были уставать, а всегда бежать, то за тем, то за этим и готовить специальную еду… Но я бы не сделала ей ничего плохого, вы знаете это! Только давала одну или две капли, а потом выхаживала, а потом она всегда была мирная несколько дней.

― И благодарная. Да, конечно. Умная девочка Халида. Это так она и кольцо тебе дала? Да? Что еще она тебе дала?

― Много вещей! И она хотела, чтобы они у меня были! Она так говорила! Она сама мне давала эти вещи, потому что я заботилась о ней! Их нельзя у меня забирать… А вы и не сможете, потому что я отдала их брату и отцу, чтобы они их хранили! А потом я стану английской леди…

Он сказал сквозь зубы:

― Ты убила старую женщину. Ты что, и сейчас этого не понимаешь, ведьма-идиотка?

― Я этого не делала! ― Она заговорила пронзительно, разъярилась. ― Как вы можете так говорить? Это было только лекарство, я же говорю, и я взяла его из шкафа в комнате Джона. Знаете, там есть старый ящик с лекарствами, который муж леди брал с собой в экспедиции…

― Эта доисторическая коллекция? Бог знает, что там есть! Говоришь, Джон знал об этом?

― Нет, я сама взяла. Но я спросила его, что это такое, прежде чем использовать. Я бы не стала, если бы не знала, что это безопасно! Это не яд! Он сказал, что это слабительное, сделанное из какого-то растения…

Графтон нюхал тарелку. Тут он охнул, будто ему не хватало воздуха.

― Понял! Кротоновое масло[21], Боже мой! Старый Бойд использовал его, скорее всего, для верблюдов. Тоже мне, одна-две капли! Двадцать капель убивает здоровую лошадь! И ты давала его старой женщине, больной женщине…

― Это не приносило ей вреда! Вы знаете, что это не приносило ей вреда! Три раза я ей это давала, и она делалась лучше…

― А последний раз за три недели до этого у нее был сердечный приступ. И она умерла… А если бы ты держала свои кретинские пальцы подальше от нее, она была бы жива, у нас бы не сидели эти чертовы люди на шее, все дело прошло бы гладко, как поцелуй, мы бы получили одно состояние и готовились получить еще одно после сбора урожая… Но ты, ты… ― И он швырнул тарелку с супом ей в лицо.

Суп уже остыл, но он был жирный и залил ей глаза. Тарелка разбилась. Это был хороший китайский фарфор, поэтому разбился не об ящики за ее спиной, а прямо об лицо. Халида закричала не сразу, но крик ее захлебнулся, потому что содержимое тарелки попало в рот и горло, она согнулась, затряслась в кашле, а кровь по щеке текла слабым ручьем и смешивалась с зеленоватым супом. Графтон поднял руку, чтобы ударить ее. Я издала крик протеста, прыгнула вперед и схватила его.

― Этого достаточно! Ради Бога!

Он вырвался, я отлетела от его плеча и качнулась назад, по дороге сбила поднос и почти выпала в дверь. У него было странное густо-красное лицо, дыхание клокотало в его горле. Не знаю, ударил бы он ее еще, но в ее руке вдруг что-то сверкнуло, она вскочила с ящиков, как кошка, с ножом в руке, и бросилась на Графтона. Чисто инстинктивно он отпрыгнул назад от ее когтей и ножа. Она прыгнула на него, сверкая ножом. У него не было оружия, зачем бы оно ему понадобилось? Он схватил первый попавшийся под руку предмет. Мне показалось, что он целился в кнут, который лежал на куче верблюжьей сбруи, но промахнулся на сантиметры и достал не его, а тяжелый жестокий хлыст.

Удар пришелся девушке по виску посередине движения, и в ней будто сломалась пружина. Она продолжала лететь вперед, но руки расслабленно и безвредно опустились на шею Графтона, нож пролетел мимо горла, она столкнулась с ним всем телом и медленно опустилась бесформенной кучей к его ногам. Нож упал на пол прямо перед нею с легким звоном. Потом дернулась верхняя часть ее тела, голова стукнулась о камень с тихим, но страшным треском.

В тишине я услышала, как лампа шумит, будто пойманная бабочка.

Я ослабела в коленях, опять будто плавала в дыму. Помню, что оттолкнулась от двери и направилась к Халиде. Забыла, что он доктор. Намного раньше меня он оказался перед нею на коленях. Я странно каркнула:

― Она умерла?

Через секунду он встал. Молчал. В словах не было нужды. Я до этого никогда не видела трупа, только как люди притворно умирают на сцене или экране, а теперь могу сказать, что смерть ни с чем перепутать невозможно, смерть есть смерть.

Я пыталась что-то сказать, но у меня ничего не вышло. Графтон повернулся ко мне, в руках он все еще держал хлыст.

Конечно, он не собирался ее убивать. Но она была мертва, и я это видела. И до меня кое-что дошло в ужасной маленькой комнате, залитой супом и смертью, я почувствовала это нервами, которые, казалось, все вылезли наружу и разлеглись сетью по поверхности кожи. Он раньше никогда не убивал и, может быть, еще и не совсем поверил, что это так легко. Как бы он себе ни лгал насчет меня и Чарльза, он знал с самого начала, а теперь принял решение. Он сделал маленький первый шаг… и судя по его глазам, сам накурился наркотиков до полного умопомрачения.

Очень может быть, что я совершила самый глупый поступок изо всех возможных. Может быть, нужно было оставаться на месте, тихо говорить, пока темно-красный взгляд не ушел бы с его лица, а глаза бы не прочистились. Но я видела только, что проход свободен, и я ближе к двери, чем он. Я не стала с ним спорить, повернулась и убежала.

17. Караван на рассвете

The Stars art setting and the caravan

Starts for the dawn of Nothing ― Oh, make haste!

Проход был достаточно хорошо освещен. Кто-то расставил масляные лампы в старые подставки для факелов, наверно, готовясь к ночной работе. Это показало мне дорогу в диван принца.

Только туда и стоило бежать. Не имело смысла направляться в сераль, потому что не было надежды, что я одна спущусь в окно. Ворота были заперты, а Яссим охранял главный вход. Кроме того, существовал Чарльз. Я надеялась только на диван принца и винтовку.

Я одолела примерно треть лестницы, когда в арке наверху показался Джон Летман, вылетел, как горошина из катапульты, с криком «Графтон! Графтон!» и понесся вниз через три ступеньки. Я не успела остановиться и налетела прямо на него.

Он издал удивленное рычание и крепко меня схватил. Думаю, еще больше его удивило то, что я не попыталась вырваться. Если бы я хоть немного была способна мыслить, я бы решила, что убийство Халиды заставит его взять мою сторону против Графтона, но я вовсе не думала. Чисто инстинктивно я среагировала на него, как на освободителя, обиженного, а не обидчика, человека, неспособного просто стоять и смотреть, как меня убивают.