Михаил Демиденко - За Великой стеной
Принесли закуску, бутылку виски. Пройдоха прочел этикетку «Джэк Даниэле».
«Не поддельное! — подумал он. — Я такого сроду не пробовал. Ох молодец я! Теперь я человек!»
Ке пил маленькими глотками, заедая трепангами, морскими водорослями и еще какими-то закусками из рыб, птицы.
Пройдоха не заметил, как пришла Дин. Он почувствовал, что кто-то сел рядом. Дин налила ему рюмку, положила в тарелку соленых креветок, жареной свинины с молодым бамбуком, предложила отведать особое блюдо — «ласточкино гнездо». Береговые ласточки лепят гнезда из особого растительного состава, смоченного слюной; гнезда собирают на отвесных скалах, отваривают и фаршируют, получается неповторимое блюдо, тонкое по вкусу, но невероятно дорогое. Ке не раз слышал о нем.
Вино туманило сознание... И стены кабины уплыли вдаль. Щеки у Ке рдели, но уже не от застенчивости. Он чувствовал себя уверенно и заносчиво. Рядом сидела Дин. Одетая не в театральное кимоно, а в тщательно отутюженные темно-синие брюки, цветастую сатиновую кофточку с разрезом внизу, отчего виднелось тело, нежное и смуглое.
У нее была красивая прическа... У Пройдохи перехватило дыхание. Она робко ухаживала за гостем, опасливо поглядывала на Мичико, которая сидела на коленях у гостя и кормила его, точно большого непослушного ребенка. Сом открывал пасть. Он жмурился от удовольствия.
— Ну как, птенчики, познакомились? — спросил Сом.
Мичико с улыбкой наблюдала за парой.
— Господин ничего не ест, — пожаловалась Дин.
— Он тебе заплатит без наценки за закуски, — сказал Сом.
Пройдоха с трудом потом вспоминал те часы, которые провел в «чайном домике».
Дин просила:
— Хватит, не пей! Тебе плохо будет... Сиди тихо! Убери руки!
— Хочешь, я подарю тебе кусок шелка?[27] — нахально спрашивал Пройдоха, как будто знал ее бесконечно давно. Она воспринимала его беспардонность как норму, видно, другого отношения она не знала.
— Ты давно здесь работаешь? — спросил Пройдоха.
— Недавно, — ответила девушка. — Меня вначале к гостям не выпускали. Я на кухне мыла посуду. Потом внизу работала — подавала мороженое. Внизу нет заработка... Не то что здесь, на втором.
Сом затих. Его кудлатая голова лежала на коленях подружки, а та, устало вздохнув, пододвинула к себе какое-то блюдо.
— А ты что притих? — спросила она бесцеремонно у Пройдохи. — Кавалер... Закажи мороженое, конфет, что-нибудь сладкое.
— Пожалуйста, — сказал пьяно Ке.
— Дин, принеси... Хороших конфет возьми, шоколадных. Да побольше.
7Они шли не по главным, залитым неоновым светом улицам, а по крутым ступенчатым улочкам. И всюду были люди, того гляди, наступишь спящему на руку. Что ж поделаешь! Самая большая плотность населения на земном шаре — на одном акре тысячи душ.
Они пришли к Дин. Она жила в разрекламированных колониальными властями многоэтажных бараках. Бараки, как поганки, разрослись по окраинам Гонконга. Дешевые четырехэтажные здания с узкими скрипучими лестницами и верандами, которые, как удавы, обвили четыре этажа. В бараках отсутствовали водопровод и канализация, тускло горели электрические лампочки... В одной комнате ютилось до десяти семей — дети, старики, молодые. Спали вповалку на самодельных нарах, на верандах, даже на ступеньках лестниц... Скопище грязи, нищеты, отчаяния. Все было пропитано запахом пищи и отбросов.
Дин сюда вела дружка по узкой тропинке, чтобы сократить расстояние. Они прошли мимо импровизированных сараев, стены которых были сделаны из расплющенных консервных банок, как во вьетнамских «стратегических» деревнях. В сараях спали свиньи — пожалуй, им было просторнее, чем людям в бараке.
Дин жила на втором этаже. У нее была комната... Но в ней спала старуха.
— Моя тетя, — вяло сказала девушка.
— Добрый вечер, добрый вечер! — закивала, как приказчик в лавке подержанных товаров, старушка. Было что-то неприятное в ее заискивании перед парнем, которого привела на ночь «племянница». Старушка скатала циновку, взяла валик-подушку и исчезла. Ке догадался, что перебралась в соседнюю комнату, за дощатой перегородкой кто-то заворчал спросонья:
— Вечно бродят.
— Тихо, гость, — зашамкала старушка.
— А мне-то что, — ответил злой голос. — Мне от нее не перепадет.
— Замолчи!
— Ну и пусть слышит! Я орать начну, слезь с моей ноги!
— Замолчи, а то я тебя выгоню.
— Старая сводня!
— Тсс...
— Заткнитесь вы! — послышался другой голос. — Чуть свет вставать! На ткацкую фабрику добираться!
Захныкал ребенок, «полчеловека». Тихий женский голос стал успокаивать. Сколько было там людей за стенкой, трудно было представить.
Ке с радостью разулся на пороге комнаты, снял ботинки — они жали. Надо было купить на номер больше, но он хотел, чтобы ноги у него выглядели миниатюрными, как у старой китаянки с бинтованными ступнями. Он никогда не носил европейской обуви, и ноги ныли, точно Ке перенес допрос в сайгонской полиции.
Стояла низкая деревянная кровать, столик, на столике транзистор. Транзисторы, швейцарские часы, английский трикотаж, японские фотоаппараты в Гонконге стоили дешевле, чем в любой точке земного шара, дешевле даже, чем в стране, где они производились, — контрабанда. Ради иностранной валюты правительства глядели на подобный «экспорт» сквозь пальцы.
На окнах батистовые занавески, к стене прислонился низенький трельяж, на столике румяна, духи... Дин молча поставила на столик бутылку «Сатерана» и фрукты, вынула из сумки конфеты, которые заказывал Пройдоха.
Дин вышла. Пройдоха слышал, как она с кем-то заговорила.
— Спасибо! — сказал женский голос. — Мы сегодня тебя не ждали.
Ке понял, о чем говорила женщина. Дин рассказывала, что если у нее нет провожатого, то она остается ночевать на работе, потому что небезопасно одной возвращаться домой.
«Чайный домик» — тонкая штука. Хозяин этого «чайного домика» внешне придерживался добропорядочности. Девочки, одетые как гейши... Ну а если кто-то из них «заводил» дружка, это хозяина не касалось, хотя, конечно, он тоже имел долю с клиента. Его хитрость была шита белыми нитками, и ему приходилось «делать подарки» полиции, но не таких размеров, как если бы он открыл легальное заведение.
