Лазарь Лагин - Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова)
— Нужно быть реальными политиками, сэр! — не выдержал Фламмери. — Есть остров, не отмеченный на карте и занятый представителями цивилизованных стран. Если у него нет государственной принадлежности, наше дело определить ее.
— Даже остановившиеся часы дважды в сутки показывают правильное время, — усмехнулся Егорычев. — Сегодня майор Цератод высказал мысль, под которой я обеими руками подписываюсь: Он сказал примерно следующее: «Прежде всего нам надлежало бы установить, не делим ли мы собственность, которая уже давно имеет хозяина». Я правильно передаю вашу мысль, мистер Цератод?
— Что-то в этом роде, — буркнул Цератод.
— И не сказали ли вы, что позволяете себе обратить наше внимание на местное негритянское население?
— Что-то в этом роде, — снова буркнул Цератод. — Только вы лишаете мою мысль развития.
— Наоборот, я очищаю ее от бездоказательной и неправомерной шелухи и сохраняю ее рациональное зерно. У острова есть единственный и законный хозяин. Это его население.
— Оно не способно к самостоятельной политической жизни! — перебил его Цератод. — Это ясно любому нетенденциозному человеку.
— Считайте меня, если вам угодно, тенденциозным…
— Коммунисты все тенденциозны! — крикнул Мообс и впервые за всю дискуссию удостоился благосклонной улыбки мистера Фламмери.
— …Считайте меня хоть тысячу раз тенденциозным, но я все же не пойму, почему народ, самостоятельно просуществовавший, по всей вероятности, весьма значительное время без всяких заморских наставников, вдруг оказывается неспособным к самостоятельной политической жизни, и почему он оказывается в таком беспомощном состоянии, лишь только по соседству с ним оказываются один или несколько американских, или английских джентльменов, склонных округлить колониальные владения их государств.
Фламмери вне себя от негодования вскочил на ноги.
— Вы материалист, сэр! Вас научили видеть в поступках других лишь корыстные побуждения. И это вам всегда будет мешать в жизни, сэр!
— Следует ли это мне понимать в том смысле, что вы печетесь прежде всего о пользе ближних?
— Разве я давал вам, мистер Егорычев, основания предполагать обратное?
— Так почему бы вам не осведомиться у самих ближних, нуждаются ли они в вашем служении, пусть даже и бескорыстном?
— Что ж, не исключено, что и спросим, — ответил Фламмери и вдруг, совершенно успокоившись, опять полуприлег на высокую и душистую траву.
Снова вступил в бой Цератод:
— Очень трудно обсуждать серьезные вопросы с человеком, которого с детства воспитывали в материалистическом духе…
— Не помню где, кажется в какой-то английской книге, я читал, что есть идеалисты, которые идеализируют только реально существующее, и есть материалисты, которые реализуют идеальное, — прервал его Егорычев.
— И я не помню, — сухо заметил Цератод. — Вам не кажется, что вы меня перебили?
— Прошу прощения, — сказал Егорычев. — Это в первый и последний раз. Меня сегодня перебивали раз десять… Вспомнил! Это в книге Вудворда. Она называется «Вздор».
— Очень может быть. Но мне некогда читать разный вздор! — отпарировал Цератод. — Все свое время я без остатка посвящал и посвящаю защите интересов транспортников и неквалифицированных рабочих. Чтение романов — недоступная для меня роскошь.
Фламмери понравилось, как Цератод «отбрил этого мальчишку Егорычева». Он одобрительно улыбнулся.
— Здорово сказано! — крикнул Мообс, изменяя по этому случаю своей давней антипатии к англичанам.
Улыбнулся и Смит. Ответ Цератода показался ему полным достоинства.
— Я поздравляю мистера Цератода с признанием его заслуг такими проверенными друзьями рабочего класса, как мистер Фламмери и Джон Бойнтон Мообс, — сказал Егорычев, и Смит подумал, что одобрение со стороны этих двух джентльменов и в самом деле не такая уж лестная оценка для деятеля профсоюзного движения.
— Вы мне разрешите продолжать, мистер Егорычев? — раздраженно осведомился Цератод.
— Прошу прощения.
— В таком случае я позволю себе прежде всего выразить свое глубокое убеждение, что туземцам острова Разочарования нужно эффективное и работоспособное правительство, способное установить внутренний порядок, безопасность и справедливость. То, что мистер Егорычев склонен считать самоуправлением здешнего населения и порядком, на самом деле, то есть с точки зрения человека западной цивилизации, является беспорядком и анархией. Да, впрочем, откуда здесь было взяться подлинному самоуправлению? Я имею в виду самоуправление на базе представительных институтов, то, которое может быть установлено в итоге постепенного, длительного и на некоторых своих этапах небезболезненного процесса под постоянным и строгим присмотром и при непрерывной помощи старших братьев этого народа. Я подразумеваю в данном случае ведущие народы цивилизованного мира.
Вторично за последние два дня Цератод объявлял себя старшим братом островитян.
— Теперь предположим, что мы согласились с доводами мистера Егорычева. Допустим, что люди на острове явились не из английских колоний и не из Соединенных Штатов и что по этой причине ни Англия, ни Америка не могут предъявить права на этот остров как на свою исконную землю. Но у нас ведь имеются и приобретенные права. Остров отобран у эсэсовцев. Следовательно, он военный трофей. Что ж, давайте распорядимся им в строгом соответствии с нормами международного права, как с военным трофеем…
— Боюсь, что вы толкаете меня на не совсем тактичный разговор, — сказал Егорычев.
— Настоящий джентльмен никогда не опустится до бестактного разговора.
— Во-первых, военные трофеи, если их нужно делить, делятся между теми, кто их добыл… Может быть, все-таки лучше не продолжать?..
— Нет, почему же, — проговорил Цератод с кислой улыбкой, — продолжайте. Очень любопытно.
— Я бы никогда не напомнил об этом, если бы речь не шла о дележе независимого острова и населяющего его свободного народа на основании трофейного права. Но раз вы настаиваете, я принужден заявить, что остров освобождали от эсэсовцев только двое из присутствующих здесь…
— Ваша коммунистическая программа запрещает вам иметь колонии, — поспешно напомнил ему Мообс.
— Наша программа обязывает нас вести самую решительную борьбу против колониальных захватов… Повторяю, только двое из присутствующих здесь освободили остров от эсэсовцев. И я, как один из этих двоих, заявляю, что я рисковал своей жизнью и вовлекал в это опасное предприятие моего друга Сэмюэля Смита совсем не для того, чтобы остров из эсэсовской кабалы попал в скорбный список американских или английских колоний.
