Леонид Млечин - Поединок (сборник). Выпуск 14
Ответ. Такой вариант нас действительно не очень радовал, но мы лишены предрассудков и предубеждений. В конце концов, лишь бы хорошо было Боре. В этом, однако, мы сомневались, потому что знали Калерию Антоновну, она в городе человек известный...
Вопрос. Какие были у вас основания предполагать, что жизнь у Бориса не сложится?
Ответ. Калерия Антоновна отличается надменностью и заносчивостью. Насколько нам известно, она поддерживает только деловые отношения и водит знакомство исключительно с нужными людьми. Мы к таковым не относились... Мне было ясно, что Борис попадает в чужую среду...
Вопрос. Вы излагаете свои предположения или сын делился с вами какими-либо наблюдениями, впечатлениями?
Ответ. Прямых разговоров на эту тему сын избегал. Лишь однажды, когда я мимоходом высказал свое мнение о его будущей теще, он отрезал: «Я женюсь не на Калерии Антоновне, а на Светлане». И поспешно добавил: «Знаю все, что ты скажешь, — яблоко от яблони и так далее. Нельзя всех мерить на один аршин, папа. Светлана мне предана, любит меня».
Вопрос. На ваш взгляд, Борис заблуждался?
Ответ. Я думаю, он не заблуждался, а «заблуждал» и нас с матерью, и себя самого. Потому что на самом деле это он влюбился, как мальчишка, бегал за Светланой, уговаривал, уговаривал, и вот — уговорил себе на горе. Что все это добром не кончится, нам с матерью было ясно сразу.
Вопрос. Почему вам было это ясно?
Ответ. Если женщина самостоятельная и себя уважает — а ведь Светлана уже и замужем побывала, не девчонка, не школьница, жизненный опыт имеет, — может ли она требовать от молодого человека: «Докажи мне свою любовь!» Когда сын рассказал про эти «доказательства», я просто в ужас пришел!
Вопрос. Возможно, вы не совсем правильно поняли и Светлану, и вашего сына. Это очень тонкие вещи и касаются только двоих. Разные люди вкладывают разное содержание в слова: «Докажи свою любовь». Может быть, вам не стоило вмешиваться в эти сугубо интимные отношения?
Ответ. Тонкости там никакой не было. И интимности тоже. И касалось не столько двоих, сколько третьего. То есть меня.
Вопрос. Поясните следствию свое утверждение.
Ответ. Я стоял в очереди на покупку автомашины «Москвич». Тогда еще и на «Москвичей» были длинные очереди. И вот вдруг Борис говорит: «Папа, перепиши очередь на меня. Если на жену или на детей, то это разрешается». Меня обожгло: вот уж чего от сына не ожидал. «Все равно не я, а ты будешь на ней ездить!» А он: «Если перепишешь машину на меня, я смогу подарить ее Светлане, а иначе не смогу».
Вопрос. Зачем ему это было нужно?
Ответ. Красотка, видите ли, сказала: «Ты не знаешь, как доказать мне свою любовь? Я тебе помогу: подари отцовский «Москвич». Что — слабо?» И он «доказал»...
Вопрос. О том, что это именно ее предложение, вы узнали тогда же?
Ответ. К несчастью, потом. А тогда я просто видел, сын страдает, и не мог ему отказать».
Народный заседатель не должность — общественная работа. А не общественную, профессиональную свою работу Галина Ивановна выполняла в ПТУ швейников, где преподавала историю и обществоведение. Была она еще и классным руководителем выпускной группы. По складу души общалась с учениками (в основном ученицами) не только формально. Дружила — если это примелькавшееся, затертое слово хоть в какой-то мере может определить те отношения доверительной близости, которые порой возникают между воспитуемыми и воспитателем.
А такие отношения тут, несомненно, возникли, ибо, как рассказывала мне Галина Ивановна, раскрывали девочки перед ней свои сокровенные тайны. В том числе и про эти самые «доказательства». Или, точнее сказать, про любовь, которая требует доказательств.
В молодости я тоже слышал про них и с тех пор наивно считал, что у словечка этого — к любви применительно — есть пошловатый душок. Что речь идет о холодном нажиме циника на влюбленную незащищенность, о подавлении воли с расчетом добиться всего.
Но служит ли ныне любовь телесная хоть каким-нибудь «доказательством»? Разве не перестала она быть явлением событийным? Даже у юных... И, насколько я знаю, скорее не он у нее требует ныне смелого шага, самоотверженности и риска в подтверждение подлинности своих чувств, а она — у него. Шага, да, но — иного... — В прошлом году, — рассказывала Галина Ивановна, — одна наша девочка, ей только-только восемнадцать исполнилось, призналась, что скоро выходит замуж. Будущий муж, на семь лет старше, уже дипломированный инженер, пришел со мной знакомиться. Очень мне это понравилось, и сам он понравился: серьезный, воспитанный... Перед свадьбой ему предстояло съездить в Финляндию по линии молодежного туризма, и наша невеста радовалась за него, а значит, и за себя. Вскоре сообщает: свадьбы не будет. Что такое?! Оказывается, привез ей жених из поездки какой-то миленький ремешок. Я сдуру предположила: уж не суеверна ли часом наша девочка, не видит ли в этом символа — будет, мол, муженек держать на привязи свою молодую жену? Она на это даже не рассмеялась: за кого же он ее принимает, если мог из загранки приволочь невесте такую вот чепуху?! А еще клянется, что любит... Напрасно я убеждала ее: валюты туристам меняют немного, только на мелкие сувениры, есть у него еще мать и отец, сестра и друзья, хочется как-то порадовать всех, и вообще — в этом ли счастье, да и ремешок хоть куда... Но мы говорили на разных языках: девочка искренне не понимала меня. Твердила свое: «Надо же!.. Перед свадьбой... Клялся: люблю. А я верила... Вот дура!»
Вернувшись в Москву, я разыскал в редакционном архиве письмо, которое когда-то меня зацепило, потом забылось, но рассказ Галины Ивановны побудил извлечь его из старых папок.
Автор — молодая женщина, технолог консервного завода, — сообщая о том, что разрыв с мужем, видимо, неизбежен, просит «подсказать, как избавить маленького сынишку даже от фамилии отца-подлеца». Деловая часть письма интереса не представляет, а вот почему любимый муж вдруг стал «подлецом», — это имеет прямое отношение к нашему разговору.
«...Мой муж — мастер спорта, уезжает то на тренировки, то на сборы, то на соревнования. Все время в разъездах, и это продолжается два с половиной года нашего брака. Конечно, я знала, на что шла, он предупреждал, я с пониманием к нему отнеслась, сама в прошлом спортсменка. Но дело в том, что стала замечать за ним равнодушие и скряжистость. Вот это самое противное, у нас в семье любили щедрость, а скупцов презирали... Куда он только не ездил — в Ригу, Тбилиси, Ташкент, в Прагу ездил, в Лейпциг, да мало ли!.. Я не против, но уж если ты дома семье не можешь внимания уделить, так пусть хоть будет какая-то польза от твоих путешествий. Живем мы скромно, надо с этим считаться, а не считаешься, так разве же это любовь? Мне стыдно родным рассказать, подруги спрашивают: ну, что Валера привез? Ничего! Как так — ничего? А вот так: кроны вернул назад и обменял снова на рубли. Да еще с него какой-то процент вычли. Срамота! Почему? Времени не было по магазинам толкаться. У других было, а у него не было. Вы меня правильно поймите, я не стяжательница какая, не спекулянтка, мне барахла не надо, но, по-моему, нормальный муж так не поступает. Ждешь-ждешь, а приехал с пустыми руками. Словно и не к жене... Или, может быть, я не права и теперь такие мужья пошли, гребут все под себя, а жена сиди да помалкивай? Некрасиво вроде бы получается...»