Алексей Федосов - Лекарь
— Так Было! — Спросил я у женщин и они подтвердили моё предположение.
Значит, он останется на улице где-нибудь в стороне. Не подходя близко к дому.
Кто из его дружков должен будет выйти к нему и подать знак?
Ибрагим подергал себя за кончик бороды, — Трудно будет, если они толпой пойдут, обязательно закричат.
— Фадва, а этот, как его, — пощелкал пальцами, — ну который приходил за деньгами….
— Назир.
— Да. Назир, вот его и надо будет взят живым, а остальных …. — Я провел ребром ладони поперёк горла.
— Надо, так надо. Оружие только нужно.
— Что именно?
— Кинжалов парочку и лук с десятком стрел.
— Мало не будет?
— Достаточно, я на паре штук деревянные наконечники сделаю, далеко не полетит, но с двух десятков шагов, точно оглушу. Я чего думаю, скорее всего, они придут, чем приедут.
Мы расположимся, ты в доме, а я чуток в стороне, но поближе к воротам.
Он вдруг усмехнулся в усы, — После того как мы сходили на рынок, думаю и звать-то особенно будет не нужно. Ночь, темно. Луны сегодня не будет. Открывается калитка выходит кто-то и машет рукой, что станет делать человек, которого зовут?
И которому известно, что в этом доме куча денег. Да он со всех ног побежит, впереди своей тени. А вдруг пока он ждет, украдут то, что он считает своим….
— Ибрагим, ты делаешь успехи, ещё пара лет и ты станешь совсем умным, а я буду смиренно просить….
— Я тебе сейчас со всем смирением морду набью, — Перебил меня, — Деньги давай, успею ещё к оружейнику сбегать. Тебя можно слушать сколько угодно, ты и шайтана заговоришь до смерти. — И протянул руку, — Пять дирхемов, давай.
Пришлось, отдать. Забрав деньги Ибрагим, ушел.
— Фадва, я должен осмотреть Вашу половину дома….
Остаток дня прошел в интересном и захватывающем занятии. Надо было подготовить место встречи. В краткие моменты отдыха. Айя, развлекала нас. Казалось что ребенок, проклят злыми духами, неприятности так и преследовали её, то она перевернула на себя целый котел с водой, к счастью его только поставили на очаг. То мокрая по уши, поскользнулась в луже и с размаху свалилась в залитый костер. Я предложил посадить её в зиндан, хотя потом передумал. Она и его разнесет в пыль.(если бы знал…)
На меня несколько раз махнули тряпками и посоветовали следить лучше за ребенком.
Вернувшийся Ибрагим, отозвал в сторонку, — Два известия. Какое?
— Первое.
— За домом уже следят. Двоих видел, молоденький такой, почти пацан и старичок. Прямо напротив у забора сидит.
— А второе?
— Их будет больше.
— Оп — па, откуда узнал?
— С Анастасом, с армянином-оружейником, языками зацепились, то да сё, нашелся общий знакомый. Он мне и поведал о Якубе, даже не о нем, а о его разбойниках. Он точно не знает. Но к нему за деньгами приходят пятеро. Он один раз как-то, нанял двух, да его ребята молотобойцы, отпор дали, побили да выгнали, вечером у него дом сгорел и кузня. Ни кто к счастью не погиб. А когда в следующий раз пришли ….
— Он решил дать деньги, — Я вздохнул, — А стража что?
— Козлы. Появляются только после того как всё заканчивается. Я думаю они просто боятся.
Я поднял голову и посмотрел на темнеющее небо, первые, пока ещё тусклые звезды уже появились на нем. Тонкая линия облаков на горизонте. Могла под утро принести с собой давно ожидаемый дождь, которого не было очень давно. Дуновение ветра только слегка шевелили листву на платане. Дневная жара медленно уходила, уступая место легкой прохладе. Нагретая за день стена так приятно грела спину. До полной темноты осталось совсем немного, тяжко вздохнув, отлепился и побрел проверить где и как расположился Ибрагим. Мы с ним решили что он будет с луком, не вдалеке от калитки, походив нашли подходящее место, для этого пришлось срезать половину ветвей с росшего дерева, но за то он мог стрелять до самых дверей, чтоб не обошли с боку, навалили все дрова какие нашлись и туда же добавили старую тележку со снятыми колесами. У врага теперь оставался только один путь.
— Ты как тут?
— Нормально, — Он стоял держа в руке лук и имитировал стрельбу, подхватывая выложенные стрелы накладывал на тетиву и просто ронял, подхватывал следующую и повторял всё по новой. Когда я подошел он закончил и собирал их. — Не окликай, бей сразу, постарайся, чтоб с одного удара, было, может статься, что я не успею на помощь, хотя ты на палках меня побил, мечник из тебя дерьмовый. Оружие держи, чуть приподнятым, на уровне плеча, не забывай, потолки низкие, особо не размахнешься. Удары должны быть боковыми с оттяжкой и колющими. Если ты ещё не забыл, что я показывал….
— Оттягивая тетиву, держи черенок у уха и, сразу отпускай, метится, будешь по древку, — Заглянул ему через плечо, кивнул головой и продолжил. — На палец выше. Расстояние здесь плевое не промахнешься.
На лице Ибрагима появилось выражение досады, а потом он рассмеялся, и ткнул меня в бок.
Мы ещё немного постояли болтая ни о чем. Потом я ушел, оставив его одного.
В доме осторожно перешагнул веревку натянутую в дверях и выкрашенную в черный цвет.
По договоренности он начнет только тогда когда последний войдет в калитку и закроет её за собой. Здесь мы с ним поспорили, они могли и не сделать этого. Но потом сошлись на том что первого вошедшего я глушу, а второй вошедший сигнал ему и он начинает.
Оглядев ещё раз комнату, подумал и на всякий случай передвинул чуть в сторону доску с набитыми гвоздями. Когда я осматривал дом случайно наткнулся на кулек с ними, чуток постучал молотком, отбил палец, но стал обладателем отличной штуки. В одной битве, закопанное в песок, это оружие погубило половину конницы врага и сорвало нападение на якобы незащищенный обоз. В ладонь длинной они пробивали и отрывали лошадям копыта, а всадники падали и умирали, на острых шипах. Оглянулся по сторонам, сделал несколько шагов, осмотрелся. Вроде все, так как надо. Осталось только ждать.
На улице скрипела колесами проезжающая мимо арба, влекомая маленьким осликом.
Справа от неё шел худощавый старик, длинная, по самые щиколотки рубаха, в руках сучковатый посох, на который он опирался при ходьбе. Иногда длинноухая тварь останавливалась, вскинув вверх узкую морду и оскалив желтые зубы, тянулась чтоб сорвать зеленые листья с ветвей, растущих вдоль дороги, деревьев. Тогда палка выбивала пыль, из крупа заставляя его идти дальше. Они каждое утро на протяжении многих лет ходили по этой дороге, ведущей на базар. Вставая ещё затемно, дед грузил тележку заготовленными с вечера дровами, запрягал своего серого осла и поманив куском лепешки, который он отдавал за воротами, они отправлялись в путь чтоб с первыми лучами солнца быть на месте. Получив свои десять медных дирхемов, они отправлялись обратно. Спали, до обеда, потом один поедал сухое сено, другой чечевичную похлебку с куском пресной лепешки, оба запивали еду холодной водой из колодца. Иногда случался праздник, ослу доставался овес, старику кусок баранины, он бывал не часто, а только когда удавалось скопить немного денег. Это были самые счастливые дни.
Вот и сегодня, всё было как и много дней назад. Привычно опустившись на молитвенный коврик, склонился лицом на восток. Старческие иссохшие губы зашевелились, произнося слова молитвы. «Аллах, Милостивый и Великодушный, прости мне все мои прегрешения, что я каждый день по невежеству своему совершаю, молю тебя, прости. Милосердный отец, я провел свою жизнь служа тебе, и она клониться к закату…. Дни мои сочтены, молю тебя господи не допусти страдания раба твоего»
С трудом встал на ноги, поправил некогда белую, а теперь застиранную и не один раз заштопанную галабею. Вывел из загона серого, он выглядел не очень, вчера у него начал слезиться глаз, а к утру его совсем закрыла большая опухоль. Осмотрев её, старик расстроился. Этот осел, была вся его семья, вернее всё что осталось от неё после прихода «черной смерти» Они все остались там, все до единого, все двенадцать человек, престарелая мать, которую после смерти отца и долгих уговоров забрал к себе, две жены и дети, самому младшему сыну исполнилось всего полгода. По Милости Аллаха или в наказание он остался жив. Похоронив, он сжег дом и забрав что можно было увезти, ушел в город. На окраине построил лачугу, оградил низкой стенкой и стал жить, собирая и вывозя мусор. Из ближайшей рощи возил на рынок дрова, помогал таким же беднякам, провожал умерших на кладбище. Каждый день моля бога о прощении за прошлые грехи, жил впроголодь, откладывая всякую монету из тех денег, что удавалось заработать, и относил в мечеть.
В углу лачуги, сразу за дверью, стоял заветный глиняный кувшин с лечебной мазью. Сняв кусок кожи с горловины, понюхал и сморщился. Воняло довольно неприятно, но помогала не одному ослу, скупо улыбнулся, подумав о себе. Он тоже мазал ей свои колени, когда боль становилась не вносимой, и не было никаких сил терпеть. Зачерпывал немного и долго втирал, старательно размазывая, шепча при этом слова молитвы.
