Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский
Дежурный охранник, томно зевавший за пуленепробиваемой стеклянной перегородкой в приемной канцелярии тюрьмы, воспринял появление визитера без особого любопытства.
— Может, вы все же обратите на меня внимание, сержант? — вызывающе повысил голос Эвард.
— По вопросам свиданий с заключенными, а также условий их содержания принимает заместитель начальника тюрьмы мистер Коллин, — безинтонационным, механическим голосом просветил его охранник. Эту фразу он повторял уже тысячу раз, и она потеряла для него всякий смысл.
— Какая словесная расточительность!
— Если только он вообще принимает кого-либо, — добил сержант визитера все тем же ленивым равнодушием, не позволив ему и рта раскрыть. — Причем поторопитесь пользоваться его добротой, ибо в пятницу мистер Коллин уходит в отставку.
— Я не по вопросу о свиданиях, — сухо осадил его приезжий. — Доложите начальнику тюрьмы, господину Согреду, что его желает видеть писатель Грюн Эвард.
— Случается и такое, — едва заметно склонил голову охранник. — Кто только ни попадал сюда — и писатели, и артисты-комики да художники-гомики…
— Грюн Эвард, — жестко повторил пришелец. — Не забудьте назвать именно это имя.
— Мистер Эвард писатель?.. — уточнил сержант, и вдруг поморщился так, что даже огромная, отливающая желтизной лысина его зашлась рябью морщин и стала похожей на неожиданно оголившееся полушарие мозга.
— Мистера Согреда моя профессия удивит намного меньше, нежели вас, — сдержанно втемяшивал в это «полушарие» Эвард, намекая, что давно знаком с его шефом.
— Это я к тому, что один писатель у нас уже есть. Не тюрьма, а камерный пен-клуб!
— Так вы доложите или нет?! — не стал вникать в смысл его слов Эвард. Однако отметил про себя: «Этот, по крайней мере, догадывается о существовании пен-клуба. Неслыханная в полицейских кругах начитанность».
— Само собой, сэр, — вновь с демонстративной вежливостью склонил голову дежурный, берясь за телефонную трубку. — Сюда, в общем-то, и журналисты уже давно не суются, поскольку мистер Согред отвадил их.
Доложив начальнику о пилигриме, он с минуту сидел, прижав трубку к уху, и озадачено глядел на Эварда.
«Неужели Согред постарается „не вспомнить“? — занервничал тот. Собственно, ему безразлично, до какой степени начальственных амбиций созреет сам начальник тюрьмы, лишь бы помог осуществить задуманное. — Вдруг сработает профессиональная зависть, это проклятие всего творческого люда? Но у Согреда нет причин… Впрочем, причины всегда отыщутся».
* * *
Невнятные размышления Грюна были прерваны появлением самого Роя Согреда. На лестнице, ведущей со второго этажа, возник приземистый, непомерно широкоплечий господин лет сорока пяти, в довольно заношенном сером костюме, и с безбожно растрепанной копной рыжевато-седых волос, часть из которых закрывала его на удивление узкий лоб и спадала на глаза.
«Похож на давно нестриженого фюрера, перенесшего истерический шок после Сталинградской битвы», — ударился в спасительную образность Эвард, чтобы как-то излить неожиданно нахлынувшую на него неприязнь к Согреду. Хотя… почему неожиданно? Эту желчную неприязнь он ощущал постоянно, еще со студенческих лет. Она стала частью его памяти, его существования в литературном мире.
— Неужели это ты, Грюн?! — ошарашено признал в нем друга юности начальник «Рейдер-Форта». Причем умудрился сделать это еще со средины пролета. — Черт бы тебя побрал! Ты в качестве кого сюда: инспектора, журналиста, нет, узника? Обычно моих старых знакомых доставляют сюда в наручниках.
— В чем проблема? Прикажи своему сержанту. Стоит ли нарушать традицию?
— Писатель Грюн Эвард! — не слушая его, предавался изумлению Согред. И в былые годы их знакомства никаких диалогов Рой не признавал. Мирился только с одной формой общения — монологом, демонстрируя полное безразличие к тому, что пытается поведать ему собеседник. — Сколько раз еще там, в литературном «Клубе бессмертных», мы мечтали о дне, когда нас станут представлять столь скромно и лаконично: «Известный писатель, лауреат Нобелевской премии…» — проговорил начальник тюрьмы, жестом приглашая посетителя подняться вместе с ним наверх.
— С определением «известный» я бы и сейчас не торопился.
— Молчи и внемли. Из всех двадцати двух литературных «выкормышей» старого маньяка, профессора Краузе, призрачные рубежи этого признания преодолел только ты.
— Однако до Нобелевской дело пока не дошло, — вяло огрызнулся Эвард, шествуя впереди Согреда. — Но рад, что ты заговорил о клубе, Краузе и всяком прочем былом. Только что в стране объявлен конкурс на лучший детективный рассказ. Слыхал об этом?
— Пока что подобной информацией не обладаю.
— Странно. О конкурсе сообщали чуть ли не все газеты нашего благословенного государства Фриленда.
— Стало быть, читаю только те, где о подобных «утешительных заездах» не сообщается. Тем не менее я принял к сведению: объявлен конкурс… Но как он связан с твоим визитом на остров, да к тому же — в тюрьму? Если станешь утверждать, что прибыл, чтобы взять меня в соавторы, — не поверю.
— Тебя? Нет. Мы оба слишком самолюбивы, чтобы делить с кем бы то ни было лавры победителя. Даже если делить приходится между собой. Тем более что награда предельно заманчива и неожиданна.
— Какая же? — спросил Согред, открывая дверь своего кабинета, и Грюн ощутил, что его сообщение уже по-настоящему заинтриговало бывшего одноклубника.
— Полтора миллиона долларов.
Согред удивленно взглянул на пришельца, как бы выверяя его слова на правдивость, затем слегка поморщился и задумчиво покачал головой.
— На первый случай неплохо.
— Но это еще не все. Существует приз федерации творческих союзов Фриленда. И приз этот — вилла в городке Голд Парнас, на берегу океана, где обычно селится столичная творческая элита. Шикарная вилла в виде творческой мастерской. Плюс издание сборника детективов лауреата за рубежом. Как минимум в трех странах.
Пораженный услышанным, Согред поневоле вздрогнул, встревожено как-то взглянул на Эварда, но… загадочно промолчал. Они так и стояли у двери, словно опасались, что, войдя в кабинет, развеют магию творческого состязания.
— Считаешь, что это реально? — наконец-то обрел дар речи начальник тюрьмы, нервно потирая вспотевшими ладонями накладные карманы пиджака.
— Что у тебя вызывает сомнения?
— Слишком уж щедро. Особенно это касается виллы.
— Мне тоже так показалось, но таковы условия.
Согред пропустил собрата по бессмертию впереди себя в столь же большой, сколь и безвкусно обставленный кабинет, одно зарешеченное окно которого выходило на тюремный двор, другое — на кладбище.
— Но в принципе, в принципе, это… реально?
— О сумме и вилле в качестве приза, как ты понимаешь, забочусь не я. Это проблемы учредителей.
— Я не о призах, — поморщился Согред. — Существует ли возможность пробиться к ним? Слишком уж плотной стеной восстает перед всяким жюри старая литературная гвардия.
— Спроси о реальности чего-то более близкого нам, например, удастся ли создать нечто достойное внимания столь
