Последний в очереди - Мария Рашова
Но я не хотел жить куском мяса, вот в чем было дело. Даже идея жить радостным и счастливым куском мяса не привлекала меня. Неееет уж, дайте мне мое. Страдать так страдать, только не вот это все. Чистенькие дети, выглаженная жена, портфельчик, набитый бумагами, ужин ровно в 19, жизнь, полная смысла. Нет уж. Кушайте сами. А я как-нибудь без этого всего проживу.
Мне плевать, как я выглядел со стороны, и что обо мне думали другие. Возможно, я был для них сумасшедшим, а я просто жил, как хотел. Во мне была Свобода. Они так и не смогли убить мою свободу. И это было очень странно, потому что, я видел, во всех остальных у них почти получилось это сделать. Нас было не так уж много – истинно свободных людей. Поэтому нас так заметно было на фоне остальных. Я устал прятаться. Тем более, что светлую душу просто так не спрячешь. Я был как раненый в плечо дайвер в миле от тысяч акул. Одна капля крови – и вот эти твари уже у твоего носа. Я этого не хотел. Душа моя не жаждала сражения. И что я мог? Отдать себя на растерзание? Невозможно вылепить дельфинчика из акулы, а из волка – овцу. Нельзя приписывать себе функции Бога. RUN. Все, что мне оставалось делать, это бежать. Почти нигде не мог я найти для себя прибежища на этой планете, меня гнали отовсюду. Для себя я придумал игру – предсказывал, через сколько меня выгонят из очередного «райского» местечка. Все места были для людей в черных цепях, а мои крылья светили за версту, хотя я и старался их спрятать до поры до времени. Учась в школе светлых, получил двояк за конспирацию. Но что делать, что делать. Что было ДАНО, то и было. Изначальные условия задачи не менялись. Мы не имели права их изменить, мы же не были Богом. Если ты родился в однокомнатной квартирке с тараканами, матерью-абьюзером и алкоголиком – отцом, если в школу было не в чем пойти, на столе с трудом можно было найти крошку хлеба – значит накосячил ты знатно в прошлой жизни. Нужно было принимать все условия, что посылала нам жизнь, нельзя было ныть. Вот оно. Ныть. Все беды русского народа в том, что все эти сборы на троих за бутылочкой – это официальная возможность поныть. Жаловаться. Возроптать. Народ не столько хочет надраться, сколько излить такому же замученному жизнью товарищу душу. А этого делать совсем нельзя, совсем нельзя. Зачем исповедоваться бутылке, если есть священники. Зачем делать это в присутствии водочных чертей, тоже мне не совсем понятно. Зачем жаловаться, если нам никак нельзя это делать, просто нельзя и все. Жаловаться, роптать – значит увеличивать свой крест, а у многих он итак невыносимо тяжел. К тому же ныть и унывать – какие то совсем близкие слова, а унывать – это совсем последнее дело, этого уже я никак не мог себе позволить. Унывать – это примеривать себе петлю на шее. Унывать – это стоять на перилах балкона и смотреть вниз с 9го этажа. Унывать – это выбирать в аптеке лекарства после которых ты не проснешься. Унывать – это очень страшно. Вы скажете: «Нууу, там от унывать до самоубийства очень большое расстояние», а я вам отвечу, что оно может сократиться просто в доли секунд. Немного алкоголя, и вот уже черти тащат тебя к раскрытому окну, и твой пьяный, пойманный в капкан, как окровавленный зайчишка, мозг думает: «И правда, зачем спускаться в магаз за второй по лестнице, когда можно выйти в окно?». И вообще, так приятно избавиться раз и навсегда от мучений. Ах, если бы это была правда. Если бы жизнь ограничивалась этим миром. Беда в том, что уже в полете верткие бесы хватают самоубийц и спроваживают несчастную душу в самое пекло. Почему? Уже спустя доли секунды после мощного удара об землю у несчастного страдальца не останется никаких шансов. Потому что наивная обманутая глупенькая душа уже никогда не сможет раскаяться после