Николай Коротеев - Искатель. 1967. Выпуск №3
— Дяденьки! Дяденьки, возьмите?
— Раненые есть тут? Не мертвые, раненые?
— Нет. Не знаю… Возьмите!
— Тише! — приказал тот, который был в серой кепке и сером пиджаке, и обратился к железнодорожнику: — Послушай. Вроде рельсы стучат.
Железнодорожник спрыгнул с дрезины, приложился ухом к рельсу.
— Едут. Надо сматываться. А то не успеем до подъема добраться.
— Садись, малец! — приказал мужчина в серой кепке.
Устроившись на краешке скамейки, Федор спросил вдруг:
— Кто же их похоронит?
— Потом похороним, — сказал мужчина в серой кепке. — Нам надо путь на подъеме минировать. Фашисты близко.
Дрезина быстро набирала ход.
Только потом Федор осознал все, что произошло на разъезде.
* * *После беспокойной грозовой ночи разведчики весь день пробыли на передовой, наблюдая за обороной противника.
— Федор был прав, — заметил Русских. — Лучше всего нам справа по болоту просочиться к ним в тыл. Слева, по лесочку, конечно, лучше. Он прямо к нашим траншеям подходит. Но это-то мне и не нравится. Наверняка заминирован.
Младшему лейтенанту не ответили, приняли его замечание как окончательное решение командира, которое обсуждению не подлежит, тем более что правота его была явной. Когда стемнело, группа прикрытия проводила их через ничейную землю и ушла. За ночь разведчики преодолели болото и вышли на северный склон лесистого холма, поросший старым мшистым ельником и осиной, поднялись к вершине. Обзор оттуда был действительно хорош. Вражеская оборона была словно на ладони. Только наш правый фланг там, где лесок подходил к траншеям, не просматривался.
Время перевалило за полдень, солнце ушло вправо, и можно было спокойно пользоваться биноклями.
Русских, Королев и Иванов считались лучшими специалистами по наблюдению. Они поделили оборону противника на участки, и каждый проверял и перепроверял товарища, пока все трое не убеждались, что они действительно обнаружили огневую точку.
Противник постреливал лениво, скорее для порядка. Наши так же сдержанно отвечали. С вершины холма, который походил на остров, окруженный болотами и потому не привлекавший к себе особого внимания, особенно чувствовалось-противник копит силы, готовясь к жестоким боям.
Закончив наблюдение, разведчики спустились с холма, миновали болото и вошли в лесок, скорее перелесок. Осинки, а их было большинство, перемешались с орешником, цветущей белыми хлопьями калиной и высоченным дудником. Где-то в перелеске бил родник или родники, потому что по низинке петлял тихий ручеек, прозрачный и очень холодный. При приближении разведчиков жабы и лягушки с плеском плюхались в воду, мутили ее. Пришлось остановиться и подождать, пока течение унесет муть и можно будет всласть напиться.
Впереди пошел Лапотников, у которого был удивительный нюх на мины. Хотя Федор и предполагал, что перелесок, наверное, минирован, фашисты то ли пренебрегали лазейкой, то ли поставили мины вдоль опушки. Во всяком случае, Лапотников вел товарищей по руслу, которое оказалось заиленным только вблизи болота, а дальше было плотным, песчаным, словно хорошо утоптанная тропа.
На полдороге до наших позиций Русских задержался на минуту, передал планшет с картой старшему сержанту Королеву и приказал, чтоб они быстро двигались в штаб, где ждут этих данных, он и Федор останутся и доразведают холмик. Всем, мол, здесь делать нечего, а время дорого.
— Ждите через час-полтора, — сказал на прощание Русских.
Младший лейтенант и Федор выбрались на край перелеска.
Выслушав высказанные Федором соображения, что немцы наверняка не преминут поставить здесь пулемет, младший лейтенант улыбнулся:
— Из тебя, Федор, генерал получится…
Устроившись удобно под кустом волчьей ягоды в соседстве с жимолостью, они пролежали целый час, но взгорок на той стороне овражка казался все таким же безобидным.
— Ну, еще минут десять — и айда, — сказал Русских. — Ни черта там нет. Не статую же там фрицы поставили. Хоть бы пошевелился кто.
— Может, фриц как раз спит после обеда, — пошутил Федор и хмыкнул.
— А ты, генерал, не смейся. Может, ты и правду сказал, Место спокойное, тихое. Обзор что надо. Двое могут дрыхнуть, а третий мечтать.
Неожиданно, словно чертик из коробки, на вершине взгорка появился солдат. Он высунулся по пояс, деловито поправил маскировочный дерн. В солнечном свете матово засветился вороненый ствол пулемета.
— Вот так, генерал, — сказал Русских. — Готовь гранаты. Там пулеметный расчет. Близко подбираться не будем. Метров на тридцать — и по моему сигналу.
— Хорошо. Чего они всполошились?
— Похоже, у нас зашумели. Добрались наши, их встречали.
Разведчики отползли в перелесок и оказались в тылу у вражеских пулеметчиков. И отсюда взгорок выглядел как обыкновенный взгорок.
— Хорошо, гады, замаскировались, — шепнул Федор.
Командир кивнул. Они находились уже в метрах пятидесяти от огневой точки. И тут шальной, снаряд, пущенный артиллеристами, вздыбил землю около разведчиков.
Всплеск взрыва ослепил Федора. Грудь его сжали тиски, и никак не удавалось вздохнуть.
«Дышать… дышать», — забилось в мозгу.
Он сумел вздохнуть, а открыть глаза было уже легко. Облако, стоявшее прямо над ним, колыхалось и норовило соскользнуть вбок, скатиться куда-то. Что-то черное, красное застилало глаза.
«Русских. Где Русских?» — и тут Федор повернулся, увидел младшего лейтенанта. Тот полз к нему.
— Федор! Жив!
— Жив, Антон, жив! — Федор вдруг почувствовал, что может двигаться. Он быстрым движением провел по лицу, размазал кровь. Но это пустяк, боли он не ощущал.
Они подползли друг к другу, прижались головами. Русских дышал тяжело, прерывисто:
— Жив… жив, Федя…
— И ты, пошли к своим…
Младший лейтенант помолчал:
— В живот меня… Понимаешь… Не выйти мне.
— Дотащу.
— Уходи! Слышишь, я приказываю — уходи.
Федор отодвинулся даже, чтобы увидеть лицо младшего лейтенанта.
— Не в себе ты, Антон Петрович… Не пойду один… И отсюда не уйду…
— Доннер веттер! Ахтунг! — донеслось до разведчиков.
Фашисты копошились у пулемета и не оглядывались назад, туда, где разорвался снаряд.
— Уходи… уходи… пока не… — Русских упал лицом в землю.
— К чертовой матери! Не пойду! Гады! Они-то живы.
Ярость, ослепляющая, как взрыв, охватила Федора. Он поднялся. Взял в левую пистолет, в правую — гранату и двинулся к пулемету. Он шел не скрываясь.
Перед взгорком он остановился, хотел отереть кровь — она застилала глаза, — но только размазал ее по лицу.
