Алексей Федосов - Лекарь
Взглянул, — Почти, если найдете чуток поменьше, буду благодарен
— А этот?
— Не смешно, — Она показывала турку на маленькую чашечку кофе. Вон видите, на боку лежит….
— Так бы и сказали, что его помыть надо, — Забрав посудину, она выкинула гущу, ополоснула, и налив воды оставила на угли, которые едва тлели.
— Много, половину отлейте. А как зовут мою очаровательную помощницу?
— А вы не рассказали, как здесь оказались?
— Пришли, точней, Асхат привел, сказал что здесь можно пожить, мы с моим другом Ибрагимом, только сегодня приехали в этот город. — И с улыбкой развел руками, — Вот, отдыхаю.
Оглянулся на дом, она перехватила мой взгляд, — Не сбежит. Я двери заперла, а в комнате ломать нечего. Пока маленькая была, такая лапочка, а сейчас….
— Я смиренно жду….
— Что ждете? — Она ходила по кухне, приводя её в порядок, подобрала разбросанные лепешки, сложила в корзину и закрыла плетеной крышкой, теперь сидела на корточках за печью, собирала рассыпанный рис.
— Имя.
— Ламис (Нежная на ощупь)
— Ламис, скажи. А почему брат, жил отдельно?
Она пододвинула маленькую скамеечку, села на неё, положила на колени руки.
— Как я понимаю, вы разговаривали с ней…. Она была рабыней в нашем доме….
Отец купил её на рынке. Когда привел это была маленькая хрупкая тростиночка которую можно было преломить простым дыханием, мы с ней росли вместе, все различие было в том что я могла поспать подольше, а ей не давали. Она помогала маме по хозяйству….
Потом она подросла и брат….
— Брат против воли, взял её и она забеременела?
— Да. Родила бы, ребёнком в доме больше, не объест. Как у него только его поганый язык повернулся…. Отец молчит. Мама тоже. А брат забрал её и ушел сюда жить. Он старше меня на пять лет. Этот дом купил папа для него, думал что он свою нареченную сюда приведет, он взял в жены рабыню. В положенный срок она родила мальчика….
— Асхата?
— Нет. Он второй сын. Аббас, сейчас у нас живет. Он уже совсем большой.
— Как умер брат?
— Слышала что по глупости, а точно не знаю, слухи ходят разные. Его все наши соседи жалеют, он добрый, даже очень. Он с папой тогда…. На моей памяти, это единственный раз когда они поругались.
— А как он здесь жил? Думаю, вы единственная кто с ним разговаривал.
— Я очень редко с ним встречалась, собственно стала приходить, когда родилась Айя. До этого по полгода не ходила. Так загляну, все живы, здоровы и обратно.
— Может все-таки слышали, какие ни будь разговоры, слухи, о неприятностях или иной какой напасти, что с ним случилась?
— А что стряслось? Всё что я знаю, ему многие были должны за его работу, — Она показала вокруг себя, — Все, что здесь есть, это малая часть, видели бы вы наш дом…. Его даже во дворец эмира звали, он и там работал. У него был достаток. Жить можно было, — На этих словах, она закрыла глаза и зашептала суру из Корана.
Подождав когда она закончит, хотел задать вопрос. Как вдруг со стороны дома донесся жуткий грохот и громкий детский рев.
— Аллах, что там случилась? — Мы побежали туда.
В дальнем углу комнаты, в куче деревянных щепок и осколков стекла лежала массивная резная рама, Айя застряла между стеной и подставкой, вниз головой, сверкала голой попой и орала как боевой верблюд. Ламис прошла внутрь, вытащила это исчадие ада и ласково разговаривая, стала успокаивать.
— Она цела? — Спросил, стоя на пороге и получив утвердительный ответ, ушел доделывать отвар.
«Аллах, Великий и Всемогущий, Всемилостивый, защити мать этой девочки от всех бед и напастей, отведи от неё беду, ибо она уже наказана и пусть сама несёт свою тяжкую ношу. Помоги мне» За такими раздумьями закончил, убрал готовое зелье повыше, где нельзя дотянуться, нашел кувшин небольших размеров, из заветной баклаги плеснул уваренного вина, растер между ладонями листья. Смешал и накрыв куском кожи обвязал веревкой. Осталось теперь только найти достойное место, где это нельзя будет найти и разбить.
Два дня должно настаиваться, потом разбавить кипяченой водой с медом.
Гугуканье, и веселый смех возвестили о приближении самума, честно скажу, заметался как испуганная курица, не зная, куда засунуть кувшин. На глаза попалась небольшая ниша в стене, недолго думая поставил туда.
— Она есть хочет. — С этими словами, Ламис вошла на кухню, прошла немного принюхалась сморщила нос, — Это чем так воняет?
— Уваренное вино, для настойки от кашля.
— И это давать ребенку?
— Даже змеиный яд, если нужно, тоже может лечить.
— Странные вы люди лекари.
— Это чем же? Давайте я её подержу, — Предложил свою помощь. Забрал девочку. Она сидела смирно, засунув кулак в рот, глядя на это милое создание….
«Какая же ты милая, когда спокойная»
— Мухаммад! — Вдруг услышал оклик.
— Да, Ламис. Ты что-то хотела?
Она стояла боком ко мне, всё что я видел это краешек маленького уха, выглядывающий из под платка, он вдруг покраснел, а Ламис, застенчивым голосом спросила, — Вы женаты?
— Нет!
— А дети есть?
— Она умерла через полгода после свадьбы. — Перед глазами встало измученное болью лицо.
— Простите меня, что напомнила.
— Это было почти сорок лет назад.
— Всё равно простите меня.
— Аллах простит. — И чтоб закончить неприятный разговор, задал вопрос, — А был ли среди тех, кто должен вашему брату, человек по имени Якуб?
— Вы про змею, которая живет на соседней улочке?
— Наверно, если мы говорим об одном и том же. Так вы знаете его?
— Имела удовольствие общаться, та ещё гадина.
— И что вы не поделили? — Айя, закрутилась на руках, подала голос и требовательно потянулась к Ламис, снявшей с огня котелок с вареным рисом.
Проходя мимо, она погладила девочку по щеке, — Подожди милая, сейчас немного остынет, и будем кушать. — И чмокнув в сморщенный нос, отошла в сторону, чтоб достать сыр и хлеб.
— И охота вам о нём говорить?
— Неприятно, но надо.
— Отец очень переживал, когда Асхата не стало.
— А — а ….
— Младшего назвали в честь отца, а старшего в честь деда. Наверно хотел сделать отцу приятное, а там кто его знает, — Она пожала округлым плечиком.
— Дайте угадаю, Айю в честь мамы? Вашей мамы.
— Нет, не угадали, ждали третьего мальчика, но очень хотели девочку, им было знамение вот и назвали дочку как стих из Корана.
«Как стих прекрасна и нежна
И разрушительна в стихии»
Ламис звонко расхохоталась, — Я ещё не слышала такого сравнения. Очень точно, особенно после сегодняшнего. Это чей стих?
Я склонил голову.
— Хорошо сказали, — «И разрушительна в стихии», надо будет запомнить.
— Вам неприятно говорить про Якуба?
— Почему вы так решили?
— Вы уходите от ответа, переводите разговор на другое, на прямой вопрос не отвечаете. Можете мне поведать, что именно случилась с вами и с ним. Что-то личное?
— Нет.
— Оно имеет отношение к этой семье.
— Нет.
— Он угрожал, что расскажет отцу, что узнал про вас?
— Нет. — На этот вопрос последовала крохотная заминка с ответом.
— Вы взяли у отца деньги?
— Нет.
— Вы не передали их Асхату?
— Нет. То есть, да. Вы путаете меня.
— Отвечайте, прошу вас, спокойно и неторопливо. Думайте, прежде чем говорить.
— Вы возвращались одна?
— Нет.
— Был поздний вечер?
— Да.
— Их было трое?
— Нет, четверо. Ой. — Она испуганными глазами смотрела на меня, в них собиралось огромное облако боли, вот оно прорвалось, и слезы потекли тоненькими струйками, стекая по щекам и капая с подбородка. Она склонила голову.
— Они обесчестили вас?
Ламиса, молча, кивнула.
— Вы возвращались отсюда, после того как проведали семью брата. Вы очень его любите, если не взирая на запрет отца ходили сюда, но в тот день вы задержались, или что-то вас задержало и уже стемнело когда вы покинули этот дом. На обратной дороге, здесь я могу только сделать предположение, есть баня, вас насильно затащили туда и надругались. Потом выкинули на улицу, со словами, чтоб вы молчали, если скажите хоть слово, они обещали сказать людям, что вы сами согласились. Знаете, чем это вам грозит?
Камни, обычные камни, которых много на каждом углу стали бы вашим палачом и могилой.
Разнузданная толпа подстрекаемая криками таких вот уродов, растерзала бы не задумываясь. Вы можете ничего не говорить, только кивайте, если я прав.
Это было в день смерти Асхата?
Она вздрогнула, как от удара, глаза широко раскрылись, лицо вдруг побледнело, и она тихо опустилась на грязный пол.
Я растеряно смотрел на неё, потом на девочку, со словами — Держи тетю, — Положил Айю на грудь, она обняла за шею и крепко прижалась. С трудом поднял безвольное тело Ламис, оно все норовило выскользнуть, но удержал, и пошел в беседку. Там уложил их, сказал ребенку, — Сторожи, — Убежал (сто лет не бегал) за своим мешком у меня была очень вонючая штука, лучше не знать из чего я её делаю, в чувство приводит на раз. На обратной дороге захватил воды. Отрава не понадобилась на обратном пути услышал тихий плач. Она очнулась и когда я вошел. Ламис сидела, прижав к груди Айю и бессвязно что-то причитала.
