Игорь Бестужев-Лада - Отвага
На небольшой низенький столик Никодимыч поставил ярко расписанный цветами чайник и такие же пиалы. Потом принес два блюда: на одном — странный, светло-коричневого цвета кристаллический сахар, на другом — сушеный урюк. Он налил всем чаю — на самое донышко.
Саша не удержался и, наклонившись к Куликову, полушепотом спросил:
— Чего мало-то?
— Так положено, — ответил тот. — В знак особого уважения к гостям. — Потом добавил: — И чай быстрее остынет.
Чай оказался зеленым, терпким на вкус, и Саше совсем не понравился, но он старался не показать виду; напротив, глядя, с какой торжественностью пьют чай остальные, тоже с подчеркнутой неторопливостью отхлебывал из пиалы мелкими глотками, вслушиваясь в тихий говор. Разговаривали, собственно, только Куликов и Никодимыч. Усман же, поглядывая то на одного, то на другого, лишь кивал головой. Куликов расспрашивал, много ли у него, Никодимыча, работы, не скучает ли он здесь в одиночестве. Никодимыч отвечал, что забот, конечно, хватает. Его аэропорт — это ведь что-то вроде перевалочной базы. Самолетом подвозят грузы для чабанов. Сюда же прибывает почта с Большой земли. Так и сказал — с Большой земли. Словно сам жил на острове. Слов нет, куковать вот так в одиночку в песках не шибко веселое занятие. Когда жили вдвоем с женой, было не в пример лучше. Куда она делась? В город уехала. Да нет, не развелись — разве в нашем возрасте нормальные люди разводятся? — просто у сына, живущего в городе, родилась двойня, вот и поехала к ним нянчить малышей. Без нее не то чтобы трудно, а как-то одиноко, неуютно, словно от души что-то оторвалось. Пора и самому уезжать. Тем более и возраст подошел. Жена пишет, что подыскала вполне приличный домик с садом на берегу реки. И продают недорого. Чего же лучше-то? Самое время уехать отсюда, пожить в свое удовольствие.
— Ну, а народ к вам сюда едет? — спросил Куликов.
— Сюда-то? Чтобы очень ехали — этого сказать нельзя. Но люди, конечно, появляются. А как же! Здесь тоже своя жизнь идет. Вот тут археологи приехали. Какой-то древний город откапывают. Второй сезон к нам наведываются. Очень интересные люди. Как начнут рассказывать про всякие там исторические дела — заслушаешься.
— И давно они здесь?
— Да месяца три уже будет.
— Много их приехало?
— Человек двадцать. Может, поболе. Я не считал. А для чего тебе они? Ищешь кого-нибудь?
Поднесший в этот момент пиалу к губам Саша так и застыл: «Прямо в точку угодил старик! Ай да Никодимыч!»
Куликов спокойно ответил:
— Приятель у меня археолог. Тоже по пескам мотается. Вот я и подумал: не в этой ли он экспедиции?
— Кто ж его знает, может, и в этой, — сказал Никодимыч. — Да ты, мил человек, ежели тебе уж так хочется увидеть его, загляни к ним — они ведь тут неподалеку. Вдруг и в самом деле встретишь своего дружка.
— Пожалуй, и в самом деле заглянем, — сказал Куликов и обернулся к Усману. — Знаешь, где они?
— А, найдем!
Допив чай, Усман поднялся и косолапой походкой вышел из комнаты. Куликов тоже поставил свою пиалу и сказал:
— Пора!
«На чем же мы поедем?» — размышлял Саша, с некоторых пор испытывавший на этот счет беспокойство.
Они вышли из дома. В тени под небольшим навесом, привязанные к перекладине, стояли три лошади. Возле одной из них Усман приспосабливал к седлу бурдюк — очевидно, с водой.
Куликов легонько потрепал по шее гнедую лошадь. Взглянув на Сашу, спросил:
— Приходилось когда-нибудь ездить верхом?
Саше сказать бы правду, что не только ездить, но вообще впервые вот так близко видит живую лошадь. Вместо этого он смущенно пробормотал:
— Вообще-то приходилось… На летних школьных каникулах в деревне с ребятами ездил в ночное…
«Зачем соврал? И в деревне я не был, и о ночном знаю только по книгам».
Куликов счел это объяснение вполне исчерпывающим и весело сказал:
— Значит, придется вспомнить детство.
Еще несколько минут ушло на сборы. Никодимыч немного задержался в доме. Вышел с небольшой сумкой.
— Будете у археологов — передайте им почту.
— Хорошо, — сказал Куликов.
Сели на лошадей и, провожаемые добрыми напутствиями Никодимыча, тронулись в путь — впереди Усман, за ним Куликов и позади всех Саша. Он испытывал сейчас новые и, как ни странно, довольно приятные ощущения. Лошадь ему попалась смирная. Седло было широкое и удобное. Саша повеселел. Покачиваясь в такт движения лошади, он подумал, что в таком путешествии, пожалуй, есть свои преимущества…
* * *Натянув поводья, Усман повернулся к Куликову — лицо его, освещенное красноватыми лучами вечернего солнца, имело бронзовый оттенок — и произнес:
— Э, остановку надо сделать. Солнце зайдет — сразу стемнеет. Совсем поздно будет.
— В темноте боишься заблудиться? — шутливо спросил Куликов.
Усман невозмутимо ответил:
— Куда спешить? Лошади устали, — и, сделав движение плечом в сторону Саши, добавил: — Кичкина бола тоже отдых давать надо.
Если бы Саша знал, что «кичкина бола» в переводе с узбекского означает «маленький мальчик», он, наверное, смертельно обиделся бы; но он ничего не понялис нетерпением ждал возможности хоть на время избавиться от этого проклятого седла, которое давно уже не казалось удобным.
— Ну что ж, остановимся здесь, — согласился Куликов.
Сдвинув выцветшую тюбетейку на лоб, Усман почесал затылок и неуверенно произнес:
— Можно к Раджабу заехать.
— А кто он такой, этот Раджаб?
— О, это известный человек! — Усман улыбнулся, показывая крупные желтоватые зубы. — Он в здешних местах змей ловит.
«Ничего себе занятьице!» — устало подумал Саша. С трудам разжав запекшиеся губы, спросил:
— Для зоопарка, что ли?
Усман кинул на него странный взгляд и ничего не ответил.
Куликов поинтересовался:
— Далеко он отсюда?
— Э, совсем рядом.
— Тогда поехали.
Движением ног Усман тронул лошадь с места и сразу направил ее в узенькую, развилочку между двумя высокими барханами. Куликов и Саша последовали за ним. Судя по всему, этим путем не часто, но все-таки пользовались — некоторое подобие тропинки, по обе стороны поросшей сухой выгоревшей колючкой, извилисто уходило вниз, а барханы все выше поднимались над их головами. Казалось, они едут по ущелью. На вершине правого, круто обрывающегося склона разбежался в причудливом беспорядке саксаул, солнце просвечивало сквозь него, и на гладкой покатой стороне другого бархана рисовались странные приплюснутые тени, какая-то фантастическая, застывшая в самый напряженный момент схватка.
