Арне Фальк-Рённе - Слева по борту-рай

Приведу несколько примеров, чтобы продемонстрировать различия между чистым английским и питкернским языками:

Your eyes are red with crying («Ваши глаза покраснели от слез») по-питкернски звучит так: Yus eyes sa ulla-ulla.

I’m able to carry your basket («Я могу понести вашу корзинку») — I’sa able to cahly your basket.

The little child is sick («Маленький ребенок болен») — Dah little sullun sa sore.

I don’t know («Я не знаю») — I ka wa.

I’m going for a swim («Пойду поплаваю») — I’sa goin’ nawi.

Еще при жизни Джона Адамса (а умер он в преклонном возрасте в 1829 году) потомки впитали в себя его слова и цитировали их как высказывания самого пророка, и, хотя все они не так давно перешли в веру адвентистов седьмого дня, они по-прежнему в известной мере строят свою жизнь, исходя из заветов Адамса. Заповеди обращенного бунтовщика до сих пор составляют основу морального кодекса островитян.

Вот один из тезисов Джона Адамса: «Питкернцы должны жить в браке, но в маленьком обществе, где возможности обзавестись семьей временами ограниченны, женщина или мужчина, ищущие внебрачных связей, не должны подвергаться моральному осуждению».

Возможно, именно наставлениями Джона Адамса объясняется тот факт, что на Питкерне рождается больше внебрачных детей, чем во многих других местах. К 1930 году примерно четвертая часть всех детей была плодом внебрачных связей. Каково положение сегодня? На этот счет, насколько мне известно, никакой статистики не существует, но вряд ли будет большой ошибкой утверждать, что более половины детей, рождающихся на Питкерне, имеют отцом мужчину, не состоящего с их матерью в браке.

Все жители острова — это одна семья, ибо за 175 лет лишь несколько мужчин привнесли на Питкерн свою кровь. Официально население Питкерна в 1965 году восходило к девяти европейцам, шести полинезийцам и двенадцати доставленным на остров таитянкам. Для генетика Питкерн представляет весьма интересное поле деятельности.

Воспитанники Адамса рассказывают мне о «прогулке Якобсена», или «прогулке в кусты», придавая особый смысл этому выражению. Оно связано с именем датского моряка Нильса Олуфа Якобсена. Моррис Уоррен и я с трудом собрали развалившееся надгробие на его могиле на продуваемом всеми ветрами местном кладбище.

Надпись на камне гласит, что Якобсен родился в Копенгагене 17 ноября 1879 года и умер на Питкерне на 51-м году жизни, другими словами, в 1930 году. А ниже высечено: «Он никогда больше не возвратится к себе домой…» Дальнейшие слова стерлись, но в самом низу детским почерком приписано: «Дорогой папа, мы так по тебе горюем».

Последние строки просила высечь на камне Норма, дочь Нильса Олуфа Якобсена. В год его смерти она была еще совсем ребенком и поэтому немногое может рассказать об отце. Норма и ее муж, почтмейстер острова Оскар Кларк, живут в деревянном доме, построенном Нильсом Якобсоном. Датский моряк прибыл на Питкерн в 1921 (1922) году на французской шхуне с острова Мангарева. В то время ему шел 42-й год. На шхуну в каноэ прибыла молодая красавица Инес Уоррен, у которой на острове было много поклонников. Она влюбилась в моряка, а он ради нее решил остаться на Питкерне. Однако сделать это было не легко, ибо в те времена чужестранцам запрещалось ступать на берег острова.

Но Инес спрятала Нильса под брезентом, когда на лодке переправляли со шхуны груз в бухту Баунти. Нильс Якобсен скрывался в зарослях до тех пор, пока шхуна не ушла на Мангареву. Инес снабжала его ямсом и плодами хлебного дерева, родным же, удивлявшимся ее столь частым отлучкам в заросли, она говорила, что совершает «прогулки в кусты». Это выражение сохранилось на острове и после того, как Якобсен переехал в поселок и женился на Инес. Надо сказать, что, скрываясь в зарослях, он не испытывал жажды, ибо, как вспоминают старожилы Питкерна, его единственный багаж состоял из ящика пива.

Согласно неписаному закону острова, идущему от адвентистов, молодым мужчинам и девушкам не положено оставаться наедине без надзора старших. Но, будучи потомками жизнелюбивых таитянских женщин, они всегда находят выход из положения и испрашивают у родителей разрешение на «прогулку Якобсена», чтобы побродить в зарослях. Это крылатое выражение, скорее всего, соответствует скандинавскому «лежать в вере и законе»[37]. Можно не сомневаться, что во время этих прогулок природа берет верх над воспитанием, и боязнь Судного дня, кошмаром висящая над жителями острова, отступает на задний план, когда в молодых людях пробуждается кровь старого Адамса. Прав, видно, Моррис Уоррен, человек пожилой, когда он говорит, что старшее поколение не может, да и не хочет противостоять этим встречам в зарослях.

— Нам надо удержать здесь молодежь, — подчеркивает он, — ведь ничто не мешает им уехать с Питкерна и поискать себе работу, например, на Новой Зеландии. Между тем молодежи из других мест въезд на остров запрещен. За последние четыре года число жителей сократилось наполовину, и все потому, что многим нашим юношам захотелось повидать другие страны. Они никогда не возвращаются в родные места, а жен находят за границей. И если еще восемь-десять человек покинут Питкерн, то у нас некому будет править «длинными лодками» и колония окажется на грани распада. Вот почему многие отцы, как и я, вспоминали слова Джона Адамса и говорили своим сыновьям: «Отправляйся со своей девушкой в кусты, когда тебе захочется, и, если она принесет ребенка, не беда, ведь на Питкерне как раз недостает молодежи, а с помощью почкования еще никто из нас не размножался».

Что же касается молодых девушек, то им гораздо труднее уехать с острова. Чтобы приобрести билет на проходящее судно, они должны получить разрешение магистрата Питкерна, а таковое им дается лишь в том случае, если они нуждаются в больничном лечении на Новой Зеландии или же согласятся пройти там курс обучения, чтобы затем вернуться на остров и применить дома полученные знания.

В один из вечеров я созываю в местном клубе «конференцию круглого стола» и пытаюсь коснуться этой проблемы. Никто из местных жителей не осмеливается высказать открыто свое мнение, все говорят лишь о долге перед господом богом и о том, что Судный день недалек. Тогда я обращаюсь непосредственно к молодежи, которая также пришла в клуб:

— А вы что, воды в рот набрали? Быть может, здесь слишком много народу и вы стесняетесь откровенно высказаться? Если кто-нибудь из вас имеет что сказать, давайте пойдем в дом к Эдне и поговорим обо всем в более тесном кругу.

Но по освещенной лунным светом тропе к домику Эдны я иду один: желающих продолжить неудачную дискуссию не оказалось. Однако через два дня у меня происходит встреча с пятью молодыми девушками, и на сей раз они держат себя гораздо свободнее, чем в клубе.