Георгий Свиридов - Джэксон остается в России

Через неделю Сидней уже уехал в Канаду, имея в кармане заграничный паспорт. На просьбы дать ему возможность подлечить палец Норисон только улыбался и покровительственно хлопал по плечу:

– Время – деньги, пора понять это, мальчик!

В крупнейшем городе Монреале, который в два раза больше столицы Канады, состоялся матч с мексиканским боксером Дильгадо.

«Дильгадо» по-испански означает худой. Но мексиканец оказался довольно плотным, даже квадратным парнем с щуплым лицом и маленькими плутоватыми глазками.

В первых же раундах он оказал яростное сопротивление и, завоевав, таким образом, симпатии зрителей, напоролся на встречный удар Джэксона. Удар, как считал сам Сидней, был средним, не нокаутирующим. Однако мексиканец так и не поднялся до окончания счета.

У Джэксона закралось подозрение. Не симулирует ли Хуан Дильгадо? Когда Сидней спросил об этом у Норисона, тот не стал играть в прятки.

– Я не намерен рисковать безупречной славой американских чемпионов.

– Выходит, я победил… – Джэксон глотнул воздух и, заливаясь краской стыда, закончил шопотом: – Победил нечестно?!

– Твои победы не вызывают ни у кого сомнения, особенно после Чикаго и поединка с Харлеем. Ты в десятки раз сильнее этого паршивого краснокожего! Но у тебя болит палец, и я не могу рисковать. Ведь у нас впереди ещё столько поединков!

– Значит, он вел бой нечестно!?

– Он честно получил свои доллары. А доллары на дорогах не валяются.

– Значит, он получил не за честный труд боксера?

– В наш век, мальчик, труд стал слишком малодоходным источником существования.

Джэксон вспылил. Слова Норисона звучали как пощечина. Хватит! Он зло посмотрел на шефа.

– В таком случае я… я больше не позволю себя дурачить!

Норисон усмехнулся.

– А что станешь делать?

Решение возникло моментально:

– Прекращу турне.

– Нет, ты будешь боксировать, – твердо сказал шеф.

– В таком случае это был мой последний поединок!

Норисон даже бровью не повел. Щеки его лоснились, как хорошо навощенный паркетный пол.

– Прелестно! – воскликнул он. – Тебе осталось уплатить остатки долга и внести на мой счет по договору всю неустойку за отмененные матчи и за преждевременное аннулирование контракта. В таких случаях дядя Сэм говорит, что договоренность лучше, чем самый верный судебный процесс. Правильно, мальчик?

С каким наслаждением Сидней обработал бы эту лоснящуюся физиономию! Кулаки сжались сами собой. Долг – это цепи, которыми опутали его. Только сейчас Джэксон отчетливо ощутил, как они тяжелы.

В ту ночь Сидней спал плохо. Он всегда старался беречь свою честь, не кривил душою, поступал по совести. А здесь? Кто виноват? Он дрался честно и ничего не подозревал. Кривил душою тот, другой. Как поступить в таком случае?

Матчи следовали один за другим. Перед Джэксоном прошла целая вереница именитых боксеров. Канадца сменил чемпион Бразилии, потом призер итальянского турнира, юркий венесуэлец, смуглый чилиец, напористый испанец, защищавший честь Аргентины, и флегматичный португалец, выступавший под флагом Испании, желтолицый японец и немец из Австралии. Все они были разные, непохожие, и в то же время казались Сиднею на одно лицо.

Он видел перед собой боксеров, различных по физическим данным, по технической подготовке, по уровню мастерства. Но их всех объединяла и делала похожими друг на друга, стандартными, как фордовские автомобили, вера в одного бога, имя которого Доллар. «Что делать, – говорили они, – власть золотого тельца всемогуща!» И соглашались без зазрения совести на любые комбинации. Нередко бывало, что за свое поражение они получали значительно больше, чем за победу.

Джэксон знал, что каждый противник, прежде чем перелезть через канаты ринга и боксировать с ним, встречался с Норисоном и получал чек на определенную сумму. Что ему, Сиднею, оставалось делать? Только одно – побеждать их в первых раундах. Другого выхода не было. Джэксон твердо знал, что перед ним уже не полноценный боец, не честный противник, а спортивный артист. При первом же удобном случае он упадет, симулируя нокаут. Джэксон не знал лишь деталей – в каком именно раунде должна разыграться комедия.

Сидней отводил душу тем, что валил их в первых же раундах, не давая возможности симулировать. По крайней мере, размышлял он, люди видят настоящий нокаут.

Но и тут не обошлось без недоразумений. Напористый испанец, защищавший честь Аргентины, пришел после боя в номер гостиницы и стал бушевать. Он ругался на всех языках мира, называя Джэксона кровожадным янки, и требовал дополнительно сто долларов.

– Мы же договорились, что я лягу в восьмом раунде! Зачем меня свалили в шестом, да так, что до сих пор голова трещит? У меня через неделю матч с польским чемпионом, а я по вашей прихоти должен отдыхать и поправлять здоровье! Это нечестно! У меня жена и трое ребят сидят с открытыми ртами…

Испанец ушел лишь после того, как вспыливший Джэксон пообещал еще раз нокаутировать его здесь же, в номере гостиницы. Вторично встречаться с кулаками Сиднея тот не захотел.

Мир профессиональных боксеров, загадочный мир чемпионов оказался совсем не таким, каким представлял его Сидней Джэксон. Громкая слава оказывалась красивым мыльным пузырем, победы – заранее предопределенными, блеск почетных титулов – фальшивым.

Бокс потерял всю прелесть в глазах Джэксона и превратился в обыкновенную работу, скучную и однообразную. Ринг стал только источником дохода. Сидней копил доллары. Экономил на всем и копил. Ему нужны были доллары. Много долларов. Для того чтобы рассчитаться с Норисоном, для того, чтобы обеспечить свое будущее.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Кочевая жизнь быстро опостылела. Гостиницы и отели, толпы богатых бездельников, рассматривавших его так же, как смотрят на медведя в зверинце, и бесконечные, похожие друг на друга поединки. Слава ему надоела. Он перестал читать газеты и пристрастился к чтению художественной литературы, время между боями проводил за томами Шекспира или книжками Джека Лондона. Герои Джека Лондона были близки и понятны Сиду.

Новый, 1914 год Джэксон встретил далеко от дома, в шумном Лос-Анжелосе. Они с Норисоном были почетными гостями на балу. Сидней пил фруктовые соки и танцевал с элегантными дамами, которые по очереди приглашали его. Ему даже показалось, что те заранее устанавливали очередность. Сытые и самодовольные, они хотели танцевать со спортивной знаменитостью.

На второй день новогоднего праздника рано утром из Нью-Йорка пришла депеша: «Дорогой сынок. С Иллаем несчастье. Приезжай скорее. Мама».