Андрей Свердлов - Схватка с Оборотнем
— Когда вы уезжали, он был здесь? — спросил Миронов.
Она с растерянным видом подошла к дивану и села.
Миронов закрыл дверь и тоже сел. Луганов внимательно исследовал комнату.
— У него был чемодан? — спросил он.
— Да, — отозвалась Юренева.
— Какой?
— Чешский, из крокодиловой кожи. Он на шкафу лежал.
— Его нет?
— Нет.
— Значит, он ушел. — Луганов обернулся к Миронову: — Ушел! Слышишь, Андрей?
Наступила секунда тяжелого молчания.
— Давай осмотрим все, — предложил Миронов. — Какие-то следы должны остаться.
Они обошли и осмотрели комнату, вышли на кухню, проверили коридор. Им помогла Юренева. Она откинула с кухонного стола клеенку и обнаружила записку:
«Таня, извини. Дела обернулись очень тревожно. Вынужден ехать. Скоро сообщу адрес. Михаил».
Записка сняла нервное напряжение. И они спокойнее продолжали осмотр.
Луганов рассматривал тома Энциклопедии, лежавшие на полке.
— По отдельным томам покупали? — спросил он Юреневу.
— Нет, это из больничной библиотеки. Он просил, я приносила.
— По какому же принципу он выбирал?
— Не знаю. Просил эти семь томов.
Луганов позвал Миронова:
— Иди-ка сюда.
Они договаривались открывать тома там, где они легко открываются. Это случается на тех страницах, на которых книга была долго открыта. Проверили все семь томов.
У Луганова вышло: «Свердлов» — окончание статьи, начало — «Свердловск», затем «Иркутск» и «Владивосток». У Миронова — «Челябинск», «Омск», «Хабаров», «Находка».
— Понял? — поднял голову от книг Миронов. — На восток ушел. Хабаров — это так, для исторического обзора. Хабаровск ему был нужен наверняка.
Затем Луганов обнаружил карту Министерства путей сообщений.
— Часто он ее рассматривал? — спросил он, показывая карту Юреневой.
— Часто, — ответила она.
— А вам он ничего об отъезде не говорил? — спросил Миронов.
— Нет. Он вообще мало говорил. Больше смотрел. И ехать, кажется, никуда не собирался.
— У вас карта не вызывала подозрений?
— У меня ничего не вызывало подозрений.
— И вы никогда о ней не спрашивали?
— Спросила раз… Он сказал, что в его профессию входит знать все туристические маршруты страны.
— Ясно, — сказал Миронов. — Татьяна Николаевна, вы напрасно расстраиваетесь. Лучше будет, если вы сейчас проверите, все ли ваши вещи целы.
Послушно, как автомат, Юренева стала копаться в старом комоде, в шкафу, потом сказала:
— Нет, все цело.
— А золотые вещи у вас есть?
Юренева опять открыла шкаф, что-то там долго переворачивала, потом повернулась к ним и растерянно сказала:
— Пропали…
— Что? — в один голос спросили Миронов и Луганов.
— Кольца и монисто. Бабушка мне подарила лет пять назад…
— Золотые?
— Да.
— Ну что я вам говорил? — Миронов подвел женщину к столу: — Пишите подробное описание вещей. Самое подробное. Очень важно, чтобы там были приметы. Есть они?
— На одном кольце выбито: «Елене». Это отец когда-то матери подарил.
— Отлично.
— Татьяна Николаевна, — сказал Луганов, — мы понимаем, что вам сейчас нелегко. У нас к вам последняя просьба: если Дорохов возникнет, оповестите нас, хорошо?
Юренева кивнула.
Миронов встал, последним взглядом окинул комнату, простился с Юреневой и вышел. Скоро вышел и Луганов.
— Какова, а? — рассерженно буркнул Миронов.
Луганов взял его под руку.
— Андрей, она здесь ни при чем. Дело в другом. Надо немедленно все проанализировать.
Миронов молча кивнул головой. Он и сам понимал, что не прав, сердясь на женщину. Не ее вина, что опять ушел ловкий и изощренный враг, опять обвел их вокруг пальца.
На следующий день в Москве состоялся разговор с генералом Васильевым.
— К вам лично у меня претензий нет. Работали быстро и четко, — говорил генерал, — и все-таки задание не выполнено. Оборотень ушел. Причем ушел так, что у нас пока нет никаких ориентиров, где его искать. Поэтому продолжайте работу по спецлагерю. Где-то у него есть дружки, на которых он может опереться.
— Товарищ генерал, — обратился Миронов, — а Спиридонов… Может быть, мы из него еще не все вытянули?
— Спиридонов будет допрошен еще, — обещал генерал, — но вы, товарищи, помните: главное сейчас — это спецлагерь. Все узелки там. По нашим данным ясно, что кадры у него старые, новых завербовать не удалось. Впрочем, об этом пока говорить рано. Есть у нас в запасе один козырь. — Генерал улыбнулся. — Ярцев вот-вот начнет давать показания. Доктора сделали чудо.
Из кабинета Васильева офицеры вышли в хорошем настроении. За последнее время это было первое известие, которое их порадовало.
На следующий день приступили к просмотру архивов. Работали с утра до вечера. Иногда Миронов приглашал Луганова к себе, иногда ходили в театр. Но и в театре и дома они возвращались к мысли об Оборотне. Нервы у обоих были натянуты. Миронов понимал, что предстоит долгий и трудный поиск и силы надо беречь, отдыхать.
Через четыре дня их опять вызвали к генералу.
— Вот какое дело, товарищи, — сказал Васильев. — Спиридонов сообщил, что точно знает о переводе одного заключенного, имевшего дела с Соколовым, из их спецлагеря в обычный лагерь военнопленных. Фамилию его он не помнит, но внешность может припомнить, если найдут фотографии. С этим человеком он общался. Сообщить о нем может только следующее: родом он из Ленинграда и имел какое-то отношение к музыке. Не то служил в армии в музыкальной роте, не то в мирное время играл в оркестре. Вам предстоит отыскать его среди пленных, освобожденных под Львовом.
Миронов и Луганов приступили к розыскам.
Сопоставить все документы по концлагерям и этим путем выявить тех, кто был переведен в лагеря летом сорок четвертого года, оказалось делом невозможным. Часть документации была уничтожена гитлеровцами, а часть утеряна в первые дни наступления. Однако и Миронов и Луганов работали день за днем. Так же напряженно трудились и другие сотрудники их группы. Через их руки проходили горы личных дел пленных, фотографий, архивных справок… Было установлено несколько десятков лиц, которые до того, как попали в плен, числились в музыкальных командах или были музыкантами до военной службы. Однако Спиридонов, которому показывали их фотографии, сначала опознавал кого-нибудь, потом начинал сомневаться. И этот путь поиска уже начинал казаться бесперспективным.
Тем не менее работа продолжалась. Как-то утром один из сотрудников положил перед Мироновым несколько личных дел.
