Тридцать один. Часть I. Ученик - Роман Смеклоф
– В мыслях не было, – искренне выдал голем. – Я невольно слышал ваш вчерашний разговор и теперь знаю, зачем нужен артефакт.
– И?
– Твой отец прав, если поглотители прорвутся и вновь нападут на тридцать миров, кроме оборотней нас некому защитить.
Я вздохнул. Не знаю, можно ли ему верить?
Заметив мои сомнения, Евлампий добавил.
– Думай обо мне что угодно, я всё равно буду помогать.
Я кивнул и пошёл на кухню. Стараясь выбросить наш разговор из головы. Снял с полки книгу рецептов и потёр обложку.
– Просыпайся, соня. Доброе утро!
В ответ на чёрной поверхности фолианта появились закрытые глаза, один приоткрылся и обиженно посмотрел на меня.
– Прости, пожалуйста, что так рано, – извинился я. – Нужен рецепт вкусного и питательного завтрака на троих.
На обложке под глазами появился рот. Книга зевнула и зашуршала страницами. Открывшись на болтуньях.
Омлет рыцарский.
Желток с молоком взбить венчиком. Добавить соды и животного масла, перемешать. Вспушить белок. Вылить на разогретую сковороду желток. Набросать рубленого мяса, зелени, помидор и залить взбитым белком. Поджарить, перевернуть, предварительно залив на дно сметану и тертый сыр. Жарить до золотистой корочки.
Я невольно облизнулся и с надеждой спросил:
– У нас всё есть?
Один из заспанных глаз на тёмной обложке подмигнул, и вместо рожицы появилась схема кухни. Там, где лежали нужные продукты, стояли крестики.
– Спасибо, – поблагодарил я.
Через полчаса метаний по камбузу, я, не без помощи Евлампия, осилил Рыцарский омлет. Разделив на три равные части, выложил его на большое блюдо и, прихватив вилки, пошёл накрывать на стол.
– Тарелки возьми и ножи, неуч. Сервировка стола не менее важна, чем кулинария!
– Что такое сервировка? – спросил я, уже понимая, что иногда лучше держать рот на замке.
– Стоить отметить, что сервировка стола, это не приготовление к поглощению пищи, а не менее достойное искусство, чем сама стряпня. Гармония цвета, внешнего вида и вкуса, чистая столовая и опрятные гости, тоже неотъемлемая часть торжества.
– Я понял, – глухо прошипел я, расставляя тарелки.
– Существуют незыблемые правила, – не отвлекаясь, бухтел голем. – Сначала стол застилается скатертью…
Меня спас Оливье. Выбравшись из каюты, он потёр глаза и удивленно воззрился на меня.
– Учитель, доброе утро, – громко сказал я, чтобы заглушить бормотание Евлампия.
Он нахмурился и, захромал к бочке с водой. Сунул в неё голову и жадно пил, не останавливаясь, пока я не спросил:
– Учитель, всё в порядке?
– Нет, – зло бросил он. – После подгорного коньяка никогда ничего не бывает в порядке. В башке драконы бесятся, а в рот гадить ходят. По-твоему, это порядок?
– Я завтрак приготовил, – растерянно пробормотал я.
Оливье глянул за борт.
– Каракатицу раскаракатило, – пробурчал он и сел за стол.
Отпилил кусок омлета вилкой и запихал в рот.
– Сносно, – промычал, жуя. – Беги на камбуз! В крайней левой полке настойка.
Я понёсся на кухню и вытащил бутылку с яркой цветной этикеткой: «Плохое утро». Не смог сдержаться и, перевернув, прочитал состав: берёзовый сок, самогон "Люкс", настой хрена, капусты, огурца и сок чёрной моркови.
– Не тяни время, быстрее возвращайся, – посоветовал Евлампий.
К такой рекомендации я прислушался и, прихватив стакан, побежал на палубу.
Разделавшись с яйцами и выпив два стакана «Плохого утра», дядя кивнул и бодро взобрался на мостик. Не успел я сесть, как на палубу в неизменной пижаме выползла Людмила. Лицо опухло, под глазами пролегли тёмные круги. Держась за голову, она, шаркая, подошла и совсем по-детски пожаловалась:
– У меня черепок болит, трим-рим.
– Присаживайтесь, Людмила, – запел голем. – Вы должны выпить настойки и как следует покушать. Вам, наверное, не хочется, но это необходимо! Поверьте, для вашего же блага.
Фея плюхнулась на стул, сонно взглянула на настойку, на яичницу и побледнела, сглотнула и позеленела. Вскочив, Люся вылетела из-за стола и, пробежав палубу, перегнулась через борт.
– Великий врачеватель! – поздравил я Евлампия.
– Никогда не думал, что увижу фею за столь… – задумчиво протянул он, подбирая слова. – За столь интимным занятием.
– Лучше спуститься в трюм, – ответил на его философствования я. – Сейчас начнется переход и это не облегчит её страдания.
– Мы должны помочь, – начал голем, но я его оборвал:
– Ни за что.
Глянув на изогнутую, вздрагивающую спину феи, он сдался. Я спустился в трюм и лёг на гамак, закинув руки за голову.
– С ней ничего не случится? – не унимался голем.
– Ты о нас лучше подумай, – не открывая глаз, ответил я.
– А что тут думать! – огрызнулся Евлампий. – Всё хорошо, с Оливье ты договорился. Что тебя беспокоит?
– Меня? – также резко ответил я. – Почти ничего. Подумаешь Оливье сто пятьдесят лет или больше. Ерунда! Что особенного в том, что он знаком с моим прадедушкой и обещал крестить всех его потомков.
– Ты из-за этого волнуешься? – удивился голем.
– Нет, это мелочи. Я волнуюсь, что фею тошнит.
– Ерунда! Наболтал Оливье спьяну, а ты веришь.
Я приподнялся в гамаке, скосив на него глаза.
– По-моему, он говорил правду.
– Не может ему быть сто пятьдесят лет, он даже не маг, – не согласился Евлампий.
– Может, оно и так, – неуверенно проговорил я.
Евлампий хотел что-то добавить, чтобы окончательно меня убедить, но раздался истерический крик феи. Пришлось вскочить и лезть на палубу. Мало ли что.
Я раньше не задумывался, почему родина летучих обезьян называется Изумрудным островом.
Корабль висел среди звёздного неба. Нас окружала бесконечная, неживая чернота. Прямо по курсу сверкал огромный изумрудный шар. Переливался всеми оттенками зеленого. Сфера дрожала, и цвета перетекали из одного в другой, смешиваясь со слоями воды.
– Потрясающе, – зачарованно выдохнул голем.
– Полный вперёд! – прокричал Оливье с мостика.
Фея выглянула из дверей камбуза и, тоненько взвизгнув, спряталась.
Корабль разгонялся, держась шара. Зашипели раздувающиеся паруса. Скрипнули натянувшиеся канаты. Мелькнули блестящие россыпи тёмных небес, и изумрудный шар надвинулся, вытеснив тьму со сверкающими звёздами.
Я вцепился в фок-мачту, с обреченностью уставившись на Изумрудный остров. Зелёная гладь неотвратимо надвигалась, не такая твёрдая, как издали, а лёгкая, невесомая, как болотный туман. Под слоем малахита блеснул тёплый свет. Я не верил глазам.
– Право руля! – гаркнул дядя так громко, что я подпрыгнул от неожиданности.
Шхуна накренилась вправо и, задрожав, стала опрокидываться.
Я обхватил мачту руками и ногами. Хотел закрыть глаза, но не смог. Если не увижу, потом буду всю жизнь жалеть.
Даже болтливый голем молчал. Из открытого рта доносился лишь сиплый свист.
Корабль перевернулся, и мы мчались к малахитовой сфере палубой. Уже стало ясно, что зелень, всего лишь обыкновенная вода. Изумрудной она казалась только издалека. Клочья тумана разметало в стороны. Я весь сжался, и грот-мачта воткнулась в водяную
