Сборник - Приключения-75
Чертовски приятная вещь мужское рукопожатие, когда оно не дань условности с вежливым холодком или ничего не значащей кисельной теплотой. Я давно заметил: все фронтовики особенно знают ему цену.
Саблины ушли к себе, а я представился хозяину. Он провел меня в комнату, безошибочно ориентируясь в пространстве. Точные движения, внешне абсолютно лишенные «поискового импульса», характерного для слепых, но в их выверенной четкости угадывается тяжелый опыт, пришедший эмпирическим путем.
Ребята перестали галдеть, с любопытством глядят на меня. На раздвинутом столе что-то невообразимое. Однако в хаотическом нагромождении металлических и пластмассовых деталей, пестрых клубков, расцвеченных всеми цветами радуги проводов, плоских и круглых батареек уже можно различить основы монтажа. Только, чем все это должно стать в будущем, я не понял.
— Как по-вашему, что это такое? — словно угадав мои мысли, спрашивает хозяин.
Любопытство в ребячьих глазенках сменяется напряженным ожиданием ответа. Я морщу лоб и отвечаю предельно серьезно:
— Скорее всего концертный рояль в разобранном виде. — И уже под хохот ребят заканчиваю: — Но, по-моему, здесь не хватает струн.
Егор Тимофеевич улыбается. Я догадываюсь об этом по излому бровей, по сбежавшимся к глазам морщинам.
— Это будет модель электромобиля, не верите? — сообщает мальчуган, открывавший дверь.
— Верю, — говорю я. — Но сам бы ни за что не догадался.
— Поступайте в наш кружок, — снова улыбается Егор Тимофеевич. — А теперь, ребята, по домам. — И будто извиняясь, добавляет: — Все равно пора, сами знаете.
Дождавшись стука захлопнувшейся двери, Егор Тимофеевич говорит:
— Иногда так увлечемся, что родители приходят о времени напомнить. Да иной раз сами у нас застревают. Папы, конечно. Мущинское дело — техника.
— Теперь и женщины с этим делом не хуже управляются.
— И напрасно, — отрезал старик. — Сколько женских ремесел есть... А техника, она разная бывает. Тяжести ворочать да в бензине да в копоти копаться? И детей вынянчи, и кирпичи кидай, и фигуру при этом сохрани, чтоб, значит, муж к другой не сбежал. Я думаю, боком такое равноправие выходит.
Мы помолчали. Егор Тимофеевич сам заговорил о том, что интересовало меня в первую очередь.
— Встретился я тогда с человеком, что обокрал Саблиных. О краже той я, правда, спустя много дней узнал.
Я терпеливо жду продолжения, хотя главный для меня вопрос: «Откуда у вас, Егор Тимофеевич, уверенность, что человек тот и есть вор?» — так и просится с языка.
— Было это в четверг, потому что Витя — мальчик, что здесь сидел, — пришел потом ко мне читать «Литературную газету». А когда я вышел подышать воздухом, как обычно, перед обедом, в начале третьего, газета лежала в ящике. Значит, почтальон уже приходил. Это важно, потому что они часто меняются, и я его мог и не узнать. В дверях мы и столкнулись с т е м ч е л о в е к о м. Он что-то пробормотал, может, извинился, а может, наоборот, выругался, я не разобрал, но отступил, давая мне пройти. И тут же так это быстро, словно на ходу придумал, спрашивает: «Зейналов Асад на каком этаже?..» И вдруг осекся, видно, понял, что я не вижу, рассмеялся и вошел в подъезд. Я даже и ответить не успел, что Зейналов в нашем доме не проживает. Когда он обратно вышел, я его по шагам узнал: мелким, торопливым. С полчаса прошло. Меня это удивило, я сказал ему: «Зейналов-то тут не живет, молодой человек». А он мне: «Откуда ты знаешь, молодой я или старый?» Опять засмеялся и пошел со двора.
«Кража действительно произошла между двумя и четырьмя часами дня, — думал я. — И, судя по поведению... Старик, пожалуй, прав: это вор».
— Сколько вы пробыли еще во дворе, Егор Тимофеевич?
— Да не меньше часу.
— И за это время никто больше не появлялся?
— Почему же?.. Роза Арменаковна повела внучку на музыку и... Впрочем, это все были знакомые.
У меня возникло еще одно сомнение:
— А не мог этот парень действительно прийти к кому-то из жильцов вашего подъезда, но не хотел его или ее называть? Отсюда и наивная маскировка.
Егор Тимофеевич задумался, потом нерешительно сказал:
— Такое, конечно, возможно... кто ж его знает. И вообще, — твердо продолжал он, — тут уж я вам не советчик. Жильцов наших я узнаю́, это точно, а кто к кому ходит, не знаю, не интересуюсь.
Обидел я старика своим вопросом, факт. Губы поджал, брови нахмурил и даже чуть в сторону от меня повернулся. «Ну и дурака же ты свалял, братец, — мысленно ругаю себя, — сколько с людьми общался, а разговаривать толком не научился».
— Я, Егор Тимофеевич, вслух рассуждаю по привычке. Этот вопрос я задал себе. И отвечаю на него сам: нет, тот человек приходил не к жильцам. И знаете, почему? Если исходить от противного, то настоящему вору оставалось всего минут двадцать, не больше. Вы ушли домой как минимум после половины четвертого, а ровно в четыре Игорь Саблин был уже в своей квартире. В течение двадцати минут вор должен был подняться на пятый этаж, убедиться в отсутствии хозяев, отжать дверь, отобрать вещи, спуститься вниз и через весь двор выйти на улицу, ведь Игорь никого на дворе не встретил. Нет, кража после вашего ухода практически исключается. Значит, человек, якобы искавший Зейналова, и был вором.
Мой оппонент слушал внимательно, довольно кивая. И слава богу, что старик больше не сердится на меня. Вот уж кого бы мне совсем не хотелось обижать.
— Теперь, Егор Тимофеевич, постараемся уточнить его личность. Я, конечно, понимаю, что вы обменялись всего несколькими фразами, но что-то о нем вы можете сказать.
— Молодой он. По-русски говорит правильно, но с акцентом. Так говорят и азербайджанцы, и армяне, и даже русские, но только городские ребята. Да, именно городские ребята, не из районов. Ну, конечно, не из шибко воспитанных, те старикам не «тыкают». Вот, пожалуй, и все.
Маловато, но кто же на слух мог бы определить большее?
Я поблагодарил Егора Тимофеевича и, прощаясь, пожелал быстрейшего завершения модели.
— Да, электромобиль — это будет здорово, — по-детски радостно ответил Егор Тимофеевич. — И он поедет, обязательно поедет, вот увидите. А гордость ребятам какая! Собственными руками создан. А потом подарим его — у меня уж с ребятами и договоренность имеется — детскому дому. Против такого автомобиля ведь никто возражать не будет: чистый и бесшумный. Представляете? Совсем бесшумный!
Егор Тимофеевич говорил теперь совершенно иначе, чем прежде, когда речь шла о краже, говорил с подъемом, так, будто зримо видит свое детище в законченном, совершенном виде. Мне, зрячему, было сейчас гораздо труднее: я видел стол, заваленный деталями, и... никакого намека на будущего красавца. Но мне очень хотелось хоть как-то разделить восторг хозяина, и я сказал:
