Юрий Тарский - Искатель. 1968. Выпуск №1
Я позвал Сэма.
— Куда девалась подзорная труба, которой мы пользовались в этом сезоне, когда бездельничали на яхте?
Он нашел трубу и притащил мне, предварительно подышав на нее и протерев рукавом. Пока я положил ее себе на колени. Взяв листок бумаги и карандаш, я написал пять слов: «Ч то вы с н е ю с д е л а л и?»…
Я запечатал листок в конверт, но не надписал его.
— А теперь ты должен кое-что сделать, да побыстрее, — сказал я Сэму. — Возьми вот это, отправляйся в тот дом, поднимись на четвертый этаж и просунь это под дверь квартиры, что выходит во двор. Ты парень проворный, во всяком случае был таким раньше. Посмотрим, достаточно ли ты проворен, чтобы на этом не попасться. Когда потом спустишься вниз, легонько ткни пальцем в наружный звонок, чтобы привлечь внимание.
Он приоткрыл было рот.
— И не задавай никаких вопросов, понятно? Я не шучу.
Он ушел, а я стал настраивать подзорную трубу.
Через минуту я поймал его в фокус. Лицо рванулось мне навстречу, и я впервые по-настоящему увидел его. Темноволосый, но, несомненно, скандинавского происхождения. На вид он был сильным мужчиной, хоть и не очень плотным.
Прошло минут пять. Его голова резко повернулась в профиль. Наверное, только что звякнул звонок. Должно быть, записка уже там.
Повернувшись ко мне затылком, он пошел к входной двери. Труба помогла мне проследовать за ним в глубину комнаты, что было раньше недоступно моему невооруженному глазу.
Не заметив вначале конверта, он открыл дверь и выглянул на площадку. Потом закрыл ее. Нагнулся, выпрямился. Конверт уже у него. Мне было видно, как он вертел его в руках.
Отойдя от двери, он приблизился к окну. Ему казалось, что угроза таилась около двери, чем от нее дальше, тем безопаснее. Ему и в голову не приходило, что опасность подстерегает его с другой стороны.
Разорвал конверт, читает. Господи, с какой жадностью я следил за выражением его лица! Мои глаза присосались к нему точно пиявки. Внезапно в его лице что-то изменилось, оно расширилось, напряглось — казалось, вся кожа стянулась за ушами, сузив его глаза в щелочки. Смятение, ужас. Нащупав рукой стену, он оперся на нее. Потом медленно пошел обратно к двери. Я видел, как он крадучись подбирался к ней, как к чему-то живому. Он слегка приоткрыл ее, так осторожно, что со стороны этого даже не было заметно, и боязливо выглянул наружу. Прикрыв затем дверь, он, пошатываясь, вернулся обратно, полностью утратив равновесие от безмерного ужаса. Он рухнул на стул и потянулся за выпивкой. Теперь он уже пил прямо из горлышка. И даже с бутылкой у рта, он, повернув голову, продолжал глядеть на дверь, которая так неожиданно швырнула ему в лицо его тайну.
Я опустил трубу.
Виновен! Виновен, черт побери, будь она проклята, эта полиция!
Моя рука устремилась к телефону, но остановилась на полпути. Что толку? Они отнесутся к моим словам не лучше, чем прежде. «Ты бы видел его лицо и т. д.» И мне уже слышался ответ Война: «Каждый будет потрясен, получив анонимное письмо, даже если в нем нет ни капли правды. В том числе и ты сам». Они могли утереть мне нос настоящей живой миссис Торвальд — по крайней мере так они думали. Чтобы доказать, что это разные лица, я должен был продемонстрировать им мертвую. Я из своего окна должен был показать им ее труп.
Однако сперва этот труп мне должен показать он. Прошел не один час, пока это, наконец, произошло. День тянулся бесконечно, а я все ждал и ждал. Тем временем он метался по квартире, как посаженная в клетку пантера. Два мозга сверлила одна и та же мысль, но в моем она была перевернута вверх ногами. Что сделать, чтобы это не раскрылось — как добиться, чтобы это не осталось нераскрытым.
Я боялся, что он попытается бежать, но, даже если у него и было такое намерение, он, видимо, ждал, пока стемнеет, так что в моем распоряжении еще было какое-то время. Но, возможно, он и не думал об этом, и решит бежать, только если его что-нибудь вспугнет — кто знает, а вдруг ему все еще казалось, что бежать опаснее, чем остаться..
Незамеченными оставались привычные звуки и события; бурный поток моих мыслей с силой разбивался о препятствие, упорно преграждавшее им путь: как заставить его выдать мне место, где он спрятал труп, чтобы я, в свою очередь, мог указать его полиции?
Помнится, в мое сознание просочилось смутное представление о том, что не то хозяин, не то еще кто-то показывал будущему жильцу квартиру на шестом этаже, ту, где уже был закончен ремонт. Она была расположена над квартирой Торвальда, через этаж; в той, что находилась между ними, еще работали. И в какой-то момент совершенно случайно "возникла необычная синхронизация движений. Хозяин и съемщик оказались около окна гостиной на шестом этаже в то самое время, когда Торвальд стоял там же на четвертом. Все они одновременно отправились оттуда в кухню и, пройдя за скрывшей их от меня стеной, появились там у окон. В этом было нечто сверхъестественное: они двигались с точностью участников какого-то представления, почти как куклы, управляемые одной и той же веревочкой. Вероятно, такое совпадение случается не чаще чем раз в пятьдесят лет. Они сразу же разошлись, и никогда в жизни с ними такое больше не повторится.
Но что-то в этом покоробило меня. Какая-то едва уловимая ошибка или неточность нарушила эту плавность. Некоторое время я безуспешно пытался сообразить, в чем дело. Хозяин со съемщиком уже ушли, и теперь я видел только Торвальда. Моя память отказывалась восстановить картину происшедшего. Если бы этот эпизод повторился, мне могло бы помочь зрение, но этого, естественно, не случилось.
И мысль об этом погрузилась в подсознание, чтобы, подобно закваске, перебродить там, а я вернулся к главной проблеме.
Наконец меня осенило. Встревоженный поворот головы, рывок в определенном направлении — вот все, что мне было нужно.
И чтобы вызвать это мимолетное, мгновенное движение, которым он выдаст себя, мне были необходимы два телефонных звонка, а в перерыве между ними — его получасовое отсутствие.
При свете спички я принялся листать телефонную книгу, пока не нашел то, что искал: Торвальд, Ларе, Бенедикт-авеню, 5-2114.
Я задул спичку и в темноте поднял трубку. Это напоминало телевидение. Я видел, что делалось там, куда я звонил, только изображение шло ко мне не по проводам, а прямо — из окна в окно.
— Алло? — хрипло произнес он.
«Как это странно, — подумал я. — Ровно три дня я обвиняю его в убийстве и только теперь впервые слышу его голос».
Я не стал изменять свой собственный. В конце концов ведь мы никогда не встречались.
— Вы получили мою записку? — сказал я.
