Тяжкое золото - Александр Михайлович Минченков
Толпа как встрепенулась, взволновалась, и понеслись возмущения со всех сторон.
– Ничего себе, нет ничего зазорного! Да доколе нас порченым мясом потчевать будут? Мы что не люди? Вас-то, пожалуй, таким не кормят, да и всех служащих тоже. Мы не без глаз, всё видим! Сам ел бы такое?!
– Всё! Хватит! Расходитесь и за работы, а не то вынужден буду поставить в известность руководство промыслами! Я сказал: на работы! И чтоб до единого! Нечего наперекор идти! – вскипел Цинберг и удалился в контору, оставив возмущённую толпу.
– Это ж надо, вы погляньте на него, инженеру нашему приисковому и дела нет до гнилых продуктов! – бросил в след Цинбергу Мимоглядов.
– Факт нет! Айда в казармы, пусть Цинберг властей вызывает! Властей будем ждать, говорить с ними! Сколь можно?! Раз решили не выходить на работу, так тому и быть, значится! – понеслись разноголосые и недовольные высказывания горняков.
– Вот каков этот Цинберг, пришёл и словно в лицо плюнул всем!
– Ай да господин, ети его мать!
Люди стояли и шумели, громко и нелестно высказывались в адрес Цинберга и руководства прииска.
Цинберг же срочно связался с управлением промыслами на прииске Надеждинском и доложил Теппану об отказе рабочих выйти на работы, пояснил причину и что его личные предупреждения и угрозы не остановили горняков, требуют к себе представителей власти.
Теппан, отложив дела, незамедлительно приехал на прииск. Вопрос, как ему виделся, требовал немедленного вмешательства, иначе возникший бунт мог перейти в забастовку, а этого уж вовсе ему не хотелось. Акционеры товарищества да и Белозёров тогда не простят за промашки, чреватые массовым неповиновением и прекращением добычи золота на прииске. Теппан понимал, если не погасить волну возмущения, то неповиновение может, словно зараза, распространиться и на другие прииски. А потому, прибыв на прииск Андреевский, Теппан сразу взял в оборот горняков, дождавшихся его появления и больше сотни столпившихся у приисковой конторы.
– Мужики, в чём дело? Почему не на работах? Почему стоят шахты?! – задавал Теппан вопросы, показывая якобы свою неосведомлённость о произошедшем инциденте на прииске.
Горняки наперебой чуть ли не в один голос загалдели, отчего среди возмущений нельзя было разобрать, чего хотят собравшиеся.
– Спокойно, спокойно! Тихо, мужики! – толпа чуть затихла. – Давайте кто-нибудь один, не пойму что-то я вас. Что случилось?
Кто-то выкрикнул:
– Давай, Мимоглядов, разъясни благородию от всех нас!
– Да, ты ловчее прояснишь! – подхватил другой рабочий.
Мимоглядов вышел вперёд.
– Господин Теппан, вчерася нашим рабочим выдали затхлое конское мясо, мало того, что тухлое, так в нём обнаружили конский половой орган. Извиняйте, но это так. По контракту промыслы должны нас снабжать в основном говядиной, коей заготовкой товарищество и занимается. Но зачастую нам суют непотребную конину. Знаем, отколь она берётся. В основном от падежа, что отработанные лошади на работах дохнут, а староста артельный это мясо к раздаче тянет. Одним словом, нет боле терпенья нести нам издевки Петракова. Мы требуем, чтобы Петракова уволили, мясо обменяли, а порченное сожгли или закопали. Вчерась мы решили: пока администрация не выполнит наши требования, мы к работам не приступим.
– Всё? – спросил Теппан.
– Вроде как всё, – за всех ответил Мимоглядов.
Теппан поправил на голове шапку и начал говорить, при этом левую руку вложил в карман шубы, второй же стал размахивать в такт своих высказываний, как бы подчёркивал важность каждого слова.
– Ваши действия не увязываются с контрактами. Рабочие не имеют права ставить вопросы об увольнении служащих!
– А как же быть, коль этот самый служащий сам нарушает порядки и выдаёт нам падшую тухлую конину?! – выкрикнул рабочий, стоявший рядом с Мимоглядовым.
– Я ещё раз повторю: не имеете права! А то, что Петраков допустил промашку, разберёмся!
– Знаем, как разберётесь, не впервой ужо! – донеслось из середины толпы.
– Тихо! – прикрикнул Теппан и побагровел. – Я скажу одно: куда ж нам девать не совсем свежее мясо? Надо съесть это. Оно по всем промыслам такое. Что ж теперь, всё мясо истреблять прикажете? Устроили тут эпатаж, нашли из-за чего скандалить. Как получим свежее, вот тогда и выдадим, непременно выдадим и поправим положение! Сейчас же немедленно приступайте к работам! Иначе всех уволю! Всех! До единого!
К стихийному митингу приблизился горный исправник Галкин. Он услышал последние угрозы Теппана и решил смягчить настрой рабочих. Галкин знал крутой и непримиримый характер помощника Белозёрова и понимал: такими выступлениями он только ещё более разозлит толпу и мало что у него получится урезонить недовольство своими категоричными заявлениями. Галкин попросил разрешения у Теппана высказаться, на что Теппан дал согласие и чуть посторонился.
– Товарищи!.. – начал было Галкин, но тут кто-то из толпы резко оборвал его.
– Какие мы тебе товарищи?! – громко и недовольно крикнул один из рабочих.
– Товарищи! – нисколько не смутившись, опять повторил Галкин. – Тихо! Давайте спокойно обсудим ваши дела. Такой толпой вы ничего не добьётесь, руководству промыслами вас трудно понять. У меня есть предложение: всем вернуться к местам работы, а для переговоров с администрацией избрать от всех вас двух-трёх выборных. Вот с выборными я как горный исправник и господин Теппан и потолкуем, решим все вопросы! Договорились?
– Что-то верится с трудом в такое, чтоб все на работы, а с выборными вопросы уладите! Знамо дело – выборных в тюрьму, а с нас штрафы да вычеты!
– Горный исправник прав, изберите выборных! Никто ни в какую тюрьму никого сажать не намерен! Всё решим мирно! – вмешался Теппан, заверяя понравившееся ему предложение Галкина.
– Слышали мы такое! На мякине не проведёшь нас, господин Теппан! – донеслось из толпы.
Теппан не показывал своего явного раздражения, но в душе кипел. Он не терпел от подчинённых служащих каких-либо возражений. А тут простые рабочие, наёмные, не наделённые ни малейшими полномочиями, вдруг ему, самому Теппану, открыто, не боясь расправы, выговаривают в лицо своё к нему отношение и настаивают на выполнении требований.
«Возмутительные твари! Серые оборванцы! Как же вы мне своими недовольствами надоели! Раздавил бы каждого!» – неслось в голове Теппана.
– В таком случае вы ответите за последствия забастовки! Прекращение работ – это грубое нарушение контрактов! Поголовно будете уволены! К тому ж и без расчёту! Или по крайней мере половина будут уволены! Всё! Расходитесь и немедленно приступайте к работам! Немедленно! – прогорланил Теппан, развернулся и удалился в контору. Галкин последовал за ним, и толпа осталась стоять уже сама по себе.
Ссыльного Зелионко радовало: наконец-то людское терпение всколыхнулось, лопнуло, люди открыто и не боясь властей стали выражать своё недовольство. Рабочие, столкнувшиеся с вопиющим фактом и отношением, негодовали,
