Сердце Дракона. Двадцатый том. Часть 2 - Кирилл Сергеевич Клеванский
Они рассекали воздух, оставляя позади себя застывшие во мраке крики и кровавые слезы. И каждый взмах пытался дотянуться до Хаджара, но не до его тела, а куда-то еще глубже… дальше… и терзать, терзать, терзать, пока от генерала не останется даже воспоминания.
Однако Хаджар не сдвинулся даже на миллиметр. Его ноги словно вросли в землю под ним, коей обернулась водная гладь пруд. Его воля не дрогнул под ужасающим натиском фантома. Напротив, он горел внутренним огнем, а его решимость превратилась в сталь, что могла посоперничать в крепости с редчайшими из волшебных алмазов.
Он уже давно не питал иллюзий относительно своего пути. И те реки крови, что сейчас ливнем опускались на его голову из рыдающих небес — вовсе не новость для Безумного Генерала.
Он помнил все свои грехи. И нес их на себе не опуская взгляда и не прячась за бесполезными оправданиями, что только уронили бы честь и достоинство павших заслуженно и нет.
Каждый раз, когда кошмар приближался, Хаджар отказывался отступать. Он стоял твердо, непоколебимо веря в то, что сможет выдержать лики убитых им. Шквал когтей, зубов, клыков, копий, стрел и стали он встречал Синим Клинком, парящим свободной птицей меж яростных атак противника. И не было во взмахах Хаджара ни сомнений, ни жалости. Жалости, в первую очередь, к самому себе. Его сердце билось твердо и стойко, купаясь в адреналине схватки.
Хаджар знал цену чести. И эта цена стояла перед ним. И он платил её. Платил каждый день, каждый час, каждый миг и каждый вздох.
Небеса хотели показать ему, что он монстр?
Пускай.
Будь он хоть трижды самым ужасным из созданий Безымянного Мира — нисколько не задержит его шага, сколько бы криков не прозвучало под его стопами.
Каждое парирование, каждое уклонение оборачивалось символическим контрударом против страхов, которые пытались разорвать его на части. Его неповиновение воли небес будто стало эфемерным светом, отталкивающим фигуру из теней и мрака, а Синий Клинок неустанно освещал туманное царство смятений души.
Каждый ответный удар меча генерала посылал пульсации энергии по полю боя, каждый раз оттесняя противника еще немного назад. Столкновения стали и мрака громовым эхом разносились по воздуху, оставляя после себя вспышки из памяти и душевной боли.
Но с каждой такой вспышкой, с каждым ударом Синего Клинка, отсекавшего очередную частицу фантома, тот немного уменьшался в размерах.
Ужасающий призрак начал терять форму. И так, до тех пор, пока не превратился в маленького ребенка, склонившегося над телом матери с дырой в груди. Хаджар помнил этого ребенка. Они встретились глазами и…
Хаджар снова тяжело дышал. Он все так же сидел на кувшинках, утирая выступившую на уголках губ кровь.
— И это… все? — усмехнулся Безумный Генерал.
И тут же без всякого предупреждения мир вокруг Хаджара изменился, явив собой третью ступень — “Безвременье”.
В один момент он был заперт в битве с ожившим призраком своего прошлого, а в другой — стоял на обрыве печальной горной вершины.
Когда мир вокруг закончился оборванной песней барда, великое ничто пришло, чтобы забрать с собой то, что клубилось во времени и пространстве. Во все стороны небытие простиралось бесконечным покровом пустоты. Свет исчез угасшим огарком старой свечи. Звук с шипением обернулся в тишину, оставив лишь ничто, заполненное одиночеством собственного эха.
Все его чувства были сведены к нулю, лишены всяких раздражителей и даже маленькой песчинки информации. Он не мог ни почувствовать укус холодного ветра, ни услышать эхо прибоя. Даже твердая земля под его ногами казалась иллюзорной. Его разум, некогда служивший неприступным убежищем, теперь стал его тюрьмой.
Время, вечный арбитр метаний смертных, потеряло здесь всякий смысл. Секунды превращались в века и каждое мгновение растягивалось, удлинялось, кривыми ветвями древнего дерева, тянущегося к небесам. Минуты выстроились в тысячелетия, где каждый шаг секундной стрелки часов — целая жизнь, прожитая в сокрытом от всякого глаза одиночестве. С каждым вдохом проходила эпоха, служа надсмотрщиком его камере, где не было ни стен, ни решеток, только бескрайняя пустота, в которой даже самой пустоты не наблюдалось.
Ничто правило здесь ничем, а Хаджар являлся безучастным свидетелем.
Этот груз давил на плечи генерала, как гора, неумолимый вес, которой грозил расплющить его, перемолоть в то, что станет частью этой пустоты.
И лишь легкий, едва заметный зуд на грани “я” дарил обманчивую надежду. В этом зуде он слышал подсказку, легкий выход — простое желание. Откажись от тоски, поддайся темным объятиям смерти, и обрети покой, положив конец своим страданиям.
Такой сладкий, такой манящий, такой быстрый. Что может быть проще смерти на пути, где лишь одиночество и пустота, грызущая душу.
Однако Хаджар не поддался этому ядовитому зову сирены.
Вместо того, чтобы уйти к порогу праотцев, он упорно цеплялся за жизнь, как потерпевший кораблекрушение моряк цепляется за плавающий обломок в бурлящем гневом море. Он нашел спасительный плот в ритме биения собственного сердца. Едва заметный, тихий пульс жизни внутри него стал компаньоном в безмолвной вечности вокруг. Он напоминал генералу, что тот существует, что тот выжил там, где иные бы утратили рассудок, и даже в этой безвременной пустоши он все еще есть.
С каждым ударом своего сердца Хаджар стойко противостоял безграничному времени одиночества. Он смотрел на вечную пустоту не с отчаянием, а со спокойной решимостью, как скала, крепко восставшая против бесконечного прилива безвременья.
И вновь мир вернулся к норме, а то, что длилось тысячами эпох уместилось в памяти кратким мигом.
Хаджар согнулся на кувшинке, захрипел и дрожащими руками вытер потоки крови и жидкостей, стекавших по лицу.
— Давай… — захрипел он, смотря на свет небес, пронзавший грот. — Покажи мне… что-то получше… а то пока что… даже не интересно.
Без предупреждения безмолвная пустота рассыпалась, резко сменившись несмолкающим вихрем крови и стали. Хаджар оказался в центре неистового поля боя, пейзаж которого представлял собой бурое полотно, сотканное из насилия и смерти.
Глава 1815
Третье испытание, “Вечная Битва”, распахнуло перед ним свои двери.
Нескончаемый поток воинов, каждый из которых был грознее предыдущего, устремился на него подобно хищной стаи псов. Их глаза, сверкающие холодным светом битвы, были устремлены лишь на генерала — следующую жертву безумной охоты на смертных.
Лязг и звон металла о металл стали песней Хаджара, резкой, диссонирующей мелодией,
