Карл Май - По дикому Курдистану
Он говорил это очень просто и незамысловато выражал мысли от чистого сердца.
– Тебе еще опасно находиться здесь. Мой слуга отведет тебя в убежище, – сказал я.
– Я готов. Мы ждали только лишь тебя.
– Ты сможешь залезть на дерево?
– Да, я заберусь туда, хотя я и стал слабее прежнего.
– Вот тебе мое лассо. Если у тебя не хватит сил, пусть на дерево залезет сначала хаджи Халеф Омар и поможет тебе. У тебя есть оружие?
– Вот оно, куплено отцом.
– Возьми свой кинжал.
– Спасибо!
– А продукты?
– Все уже упаковано.
– Вот и пошло дело! Мы скоро заберем тебя оттуда.
Сын шейха вместе с Халефом осторожно вышли из дома. Скоро и я выбрался наружу, крадучись, с одеждой Амада. Никем не замеченный, я пробрался к ущелью, разорвал тряпье в клочья и разбросал их на росший там кустарник и на скалы.
Когда я пришел домой, меня сразу же поймал англичанин и поволок в свою комнату. Он был в страшном гневе.
– Входите и садитесь, сэр! – сказал он. – Плохое хозяйничанье. Просто мерзопакостно здесь.
– А что случилось?
– Сижу я у этих арабов и не понимаю ни слова! Мое вино пьют, мой табак уже кончается, скоро кончится и мое терпение. Yes!
– Вот он и я, к вашим услугам, готов все рассказать.
Мне пришлось выполнить его пожелание, хотя больше всего в тот момент я хотел бы полежать в полном спокойствии. Но мне все равно это не удалось бы, ибо пришлось бы ожидать прихода Халефа. Он заставлял себя долго ждать и пришел только к вечеру.
– Ну что? – спросил мистер Линдсей. – Без проблем влезать на «виллу»?
– Лишь небольшие хлопоты.
– Халеф разорвал одежду? Вот, Халеф, тебе бакшиш.
Хаджи не понял ничего из английского предложения, но как только он услышал последнее слово, то протянул руку. Англичанин дал ему монету в сто пиастров.
– Пусть купит себе новый бурнус! Скажите ему, сэр!
Вот и подошел к концу этот богатый событиями день, и теперь мы могли со спокойной совестью хотя бы несколько часов поспать.
Спали мы крепко, без сновидений. Меня разбудил громкий, торопливый голос:
– Эфенди, эмир, просыпайся! Быстро!
Я открыл глаза. Передо мной стоял Селим-ага, без верхней одежды и тюрбана. Усы его топорщились от ужаса да еще от выпитого вчера вина, он безуспешно пытался вращать пьяными глазами.
– Что такое? – спросил я невозмутимо.
– Поднимайся! Случилось нечто ужасное!
Из обрывков его слов я узнал, что мутеселлим обнаружил побег и пребывает теперь в дьявольской ярости. Запуганный ага чуть ли не на коленях умолял меня пойти вместе с ним в тюрьму и ублажить мутеселлима.
Наскоро собравшись, я отправился в тюрьму, где прямо в дверях меня ожидал разгневанный комендант. Даже не поздоровавшись, он схватил Селима-агу за руку и потащил его в коридор, где уже дрожали от страха арнауты.
– Несчастный ты человек, что ты наделал! – заорал он на него.
– Господин, я ничего не сделал, ничего!
– Вот именно! В этом твое преступление, что ты ничего не сделал! Ты не следил за стражей.
– Где же мне надо было сторожить, эфенди?
– Естественно, здесь, в тюрьме!
– Я же не смог выйти.
Мутеселлим вылупился на него. Кажется, эта идея не приходила ему еще в голову.
– У меня же не было ключа! – добавил Селим-ага.
– Не было! Да, Селим-ага, это верно, и это также твое счастье, иначе с тобой случилось бы нечто ужасное. Иди сюда и посмотри вниз, в камеру.
Мы шли вдоль по коридору. Дверь камеры была открыта, и там ничего не было видно.
– Убежал! – сказал Селим-ага.
– Да, убежал! – яростно заорал мутеселлим.
– Кто ему открыл?
– Действительно, кто? Скажи, Селим-ага.
– Не я!
– И не я! Только надзиратели были здесь.
Селим-ага повернулся к ним.
– Ну-ка, подойдите вы сюда, псы!
Они, немного помедлив, приблизились.
– Это вы открыли дверь!
Сержант осмелился ответить:
– Селим-ага, ни один из нас не трогал засова. Нам велено открывать двери лишь после обеда, никто из нас ее не открывал.
– Значит, я первый открыл ее? – спросил комендант.
– Да, эфенди.
– Когда я открыл дверь, в камере уже не было никого. Он убежал. Как же он смог выбраться? Вчера вечером он еще был здесь, теперь же его нет. Между этим и тем временем только вы могли тут что-нибудь натворить. Его выпустил один из вас!
– Клянусь Аллахом, мы не открывали эту дверь!
– Мутеселлим, – вмешался в разборку я, – у них не было ключа от ворот. Если кто-то из них и выпустил заключенного, то он должен быть в этом доме.
– Ты прав, у меня же только два ключа! – сказал он. – Мы все здесь обыщем.
– Распорядись проверить посты, а также городские стены и скалы. Если заключенный покинул город, то, вполне естественно, он перелез через стену, а не прошел в ворота. Если это так, я знаю точно, что должны остаться какие-либо следы. Его одежда настолько заплесневела и обветшала в камере, что наверняка не выдержит трудного пути по горам.
– Беги к посту, – повелел комендант одному из арнаутов, – и передай мой приказ: прочесать весь город!
Тюрьму досконально проверили; это длилось, наверно, с час. Конечно, они не нашли ни малейших следов побега. Мы уже намеревались покинуть тюрьму, как появились два арнаута с лохмотьями в руках.
– Мы нашли эти лохмотья прямо над пропастью, – заявил один из них.
Селим-ага взял в руки остатки одежды и попытался их разорвать.
– Эфенди, это части верхней одежды пленного, – сообщил он мутеселлиму. – Я узнал их!
– Ты уверен?
– Да, уверен, как уверен в том, что ношу бороду.
– Тогда он, несомненно, убежал из города.
– Скорее всего, он свалился в пропасть, – высказал я предположение.
Мы вышли из тюрьмы и пошли к тому месту, где я разорвал одежду и разбросал по кустам. Я удивился, как мне удалось ночью не свалиться в пропасть. Мутеселлим внимательно осмотрел окрестности.
– Он свалился вниз и, естественно, погиб. Оттуда не воскреснуть вновь! Но когда он убежал?
Как ни старался комендант быстро разгадать тайну этого исчезновения, он так и не находил ответа. Он был взбешен и гнал каждого, кто только к нему приближался. Неудивительно, что я также избегал общаться с ним. Но мне не было скучно, так как скопилось достаточно дел, которые нужно было выполнить. Прежде всего купить лошадь для Амада, затем сходить к своей пациентке, которую я крайне редко навещал.
Перед дверью дома моей больной стоял оседланный мул, предназначенный для женщины. В передней стоял отец девочки, обрадовавшийся моему приходу.
Больная сидела выпрямившись, ее щеки снова порозовели, а глаза были как у совершенно здорового человека. Около ее кровати стояли мать и прабабушка. Прабабка уже приготовилась уезжать: она повесила на свое белое одеяние черную, похожую на пальто накидку, на голову надела черную чадру, откидывающуюся на спину. Девочка сразу протянула мне руку:
