Густав Эмар - Тунеядцы Нового Моста

Самыми лучшими местами, где обычно сидели придворные и знать, считались скамейки на самой сцене, по обеим ее сторонам, вдоль кулис; понятно, как это лишало пьесу всякой иллюзии и как стесняло актеров! Но публика в то время была не так требовательна, как теперь. И цены за места были просто грошовые.

В тот день, о котором мы говорим, театр был особенно полон публики; пришлось отказать в билетах более чем двумстам желающим.

В ложах сияли мундиры вельмож и бриллианты дам, разодетых в шелк и кружева. В партере громко и бесцеремонно кричали, смеялись, обменивались шутками с сидевшими в ложах и шумно требовали скорее начинать пьесу.

Граф дю Люк и капитан сидели на самой сцене, с краю, и следовательно, очень близко к зрителям, занимавшим ложи и партер.

Капитан тихо разговаривал с графом, который, прислонясь спиной к кулисе, беспрестанно закрывал глаза, несмотря на отчаянные усилия держать их открытыми, и, по-видимому, был расположен скорее спать, нежели слушать.

— Morbleu! Да проснитесь, граф! — сказал капитан. — Если вы будете так давать себе волю, то в конце концов свалитесь в партер или провалитесь за кулису.

— Хорошо, хорошо! Не беспокойтесь, — отвечал, не открывая глаз, Оливье, — если бы я и заснул, так проснусь, когда надо будет.

— Когда что надо будет? Право, лучше уйти, граф.

— Оставьте меня в покое, капитан! — сердито произнес он. — Я не уйду!.. Пришел и буду тут сидеть; я хочу ее видеть.

— Да кого? — нетерпеливо вскричал капитан.

— Ее, тысячу чертей! Ведь вы хорошо знаете.

— Ее?

— Ну да! Даму в пунцовой маске.

— Даму в пунцовой маске? — переспросил совершенно сбитый с толку капитан.

— Parbleu! Я только для того и пришел сюда. Авантюрист пожал плечами.

— Morbleu! — воскликнул он. — Вот замечательная-то выдумка!

— Отчего замечательная? — проворчал граф, приподнимая отяжелевшие веки. — Вы, кажется, думаете, что я сошел сума?

— Нисколько, parbleu, я просто думаю, что вы пьяны.

— Пьян! — презрительно повторил Оливье. — Оттого что я выпил какие-нибудь три-четыре бутылки!

— Три-четыре бутылки!.. Ну, да это в сторону!.. Но, признаюсь, я не ожидал того, что вы мне говорите.

— Это отчего, любезный друг?

— Morbleu! Да как же вы хотите узнать эту даму в пунцовой маске, когда ни разу не видели ее без маски?

— А, да! Ну, это правда!

Граф помолчал с минуту, потом проговорил:

— На кой же черт я здесь в таком случае?

— Я вас уже полчаса об этом спрашиваю.

— Я, верно, не расслышал, мой друг, не сердитесь, вы ведь знаете, мне нужно немножко оживиться, опьянеть, — сказал он с удивленной улыбкой.

— Так уйдем! Здесь вовсе не весело.

— Уйти?.. Ну уж нет, приятель! Как знать, может быть, нас скоро ожидает здесь премного удовольствия.

— Как хотите, — покорно согласился капитан.

— Впрочем, и поздно уже, видите, сейчас начнется.

— Ну, на волю Божию! — прошептал капитан. Действительно, пока они переговаривались, в зале все стихло, и пьеса началась.

Сцена или, вернее, занавес в глубине сцены с грехом пополам изображал портик какого-то греческого или ассирийского дворца, разобрать было трудно. Четверо актеров в костюмах, имевших жалкую претензию быть античными, вошли гуськом и, став на авансцене, почтительно поклонились публике, встретившей их, особенно партер, неистовыми выражениями радости.

Александр Арди, игравший, как мы уже говорили, Тень Аристовула, был закутан в громадное белое покрывало. Директор труппы изображал Ирода.

При вновь наступившей тишине Тень сделала шаг вперед, протянула руки, откинулась туловищем назад, подняла голову и начала напыщенно декламировать воззвание к гордому, жестокому тирану, вечно жаждущему крови.

— Черт возьми, болван какой! — вскричал вдруг граф дю Люк, зевнув во весь рот. — Что это он за чушь несет? Хоть бы не так орал!

— Тише! — крикнул партер, придя в негодование от такого перерыва. — Тише! Вывести этого господина!

Poursuis done, porsuis done, o scelerait infame.

Таhaine,tafureur,contretaproprefemme!..20 —

невозмутимо продолжала декламировать Тень.

— А? Что это он говорит, этот бездельник? — продолжал в свою очередь граф, вставая. — Черт возьми, да он смеется надо мной, что ли! Sang Dieu! Если б я знал!

— Вывести его! Вывести! — ревел взбесившийся партер.

— Вы еще слишком молоденькие телята, чтоб заставлять меня молчать, — заявил граф, презрительно взглянув на публику партера, удвоившую крики.

Вельможи, сидевшие на скамейках, хохотали до упаду над этой импровизированной комедией, конечно, гораздо больше занимавшей их, нежели трагедия знаменитого Арди.

Тень, как ни в чем не бывало, осыпала тирана грозными предсказаниями.

Капитану между тем удалось немножко сдержать графа и заставить его сесть; шум в партере стих. Граф очень серьезно стал слушать запутанные стихи, но вскоре опять, по несчастной склонности видеть дурное там, где его большей частью вовсе не бывало, он вообразил, что проклятия, которыми громил тирана несчастный Арди, имели целью нанести оскорбление ему лично; тем более что, боясь новой выходки со стороны графа, актер невольно каждую минуту испуганно взглядывал на него. Вообразив, что он зло намекает на его сцену с женой, граф, обезумев от бешенства, вскочил, подбежал к Тени Аристовула и дал ей звонкую пощечину, грозно крикнув:

— А, бездельник! И ты тоже выдумал подшучивать надо мной! Ты заодно с моими врагами! Подожди, негодяй, подожди!

Несчастный актер, забыв, что он неуловимая Тень, бросился бежать за кулисы, крича, как зарезанный; граф бежал за ним с обнаженной шпагой, которой непременно хотел проткнуть его.

Публика опять зашумела. Одни смеялись, другие бранились, гвалт был страшный.

Наконец граф вернулся. Арди убежал от него благодаря тому, что хорошо знал все переходы в театре,.а его взбешенный преследователь, решившись выместить свою злобу на первом, кто ему подвернется под руку, неподвижно стоял посреди сцены, сердито поглядывая вокруг.

К довершению несчастья, Ирод, директор труппы, желая помочь бедному товарищу, а главное, снова привлечь внимание публики к пьесе, продолжая прерванный монолог Тени, воскликнул басом, точно из бочки:

Quelque demon jalox de l'honneur du ma glore

Rameine des horrenrq tunebres en memoire,

Tache d'intimider un effroi de la peur.

Inquipresentreduitlesperilsenvapeur!21

— Опять! — крикнул громовым голосом граф. — И этот туда же! Это что еще за шут? Нет, клянусь смертью Господней! Я убью мерзавца!