Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии) - V.S.
У меня мало всего, значит, у меня мало поводов расстраиваться. А вообще-то, чтобы расстраиваться, повод необязателен.
А если снимся — это сон с тяжёлого похмелья,
Я знаю — я останусь цел и невредим,
Когда взорву все города и выкурю всё зелье…
Глава 2
Председатель мне назначил ровно на девять утра, а я приехал ровно в десять, — не слишком умно с моей стороны. Благо Команданте подошёл к одиннадцати.
— Два дня назад отмечал день рождения, — начал Команданте.
— Нет, я был в дороге, — кашлянув, ответил я.
— Ах да, ты же у нас не пьёшь, — проговорил шеф, глядя на рядом стоящую секретаршу.
— Угу (информация была устаревшая, но я не стал противоречить).
— Саша?
— Павел.
— Ну да, ну да.
— Бла-бла-бла?
— Бла-бла.
— Бла-бла?!
— Бла.
(…а я батюшку-то вашего знавааал, а я батюшку-то вашего знаваааа-а-ал… Ла-ла-ла-лаа-лааааа…!)
— Где хочешь работать?
— Здесь, — выдал я заранее подготовленный ответ.
— Здесь?!
— Это был бы идеальный вариант… — начинал потеть я.
— А ты не сломаешься? — тут впервые я увидел этот взгляд. Это был взгляд разочарования, такого, знаете, ожидаемого разочарования. Верно, жизненный опыт Команданте подсказывал, что люди слабы и трусливы, ждать от них ничего не стоит.
— Не сломаюсь. (Я не особенно изощрялся в ответах на вопросы одного из самых влиятельных людей города и субъекта Федерации, просто… даже не знаю почему, наверное, знал, что время для проявления остроумия ещё найдётся).
— Наденька, у нас всё ещё вакантно место секретаря судебного заседания? (Наденька носила русское имя, но татарское отчество и фамилию, так что она тоже не явилась исключением из правил).
— Да, Команданте (конечно, она не называла его «Команданте», но в своих заметках я буду называть нашего шефа именно так, — сложное отчество).
— Это очень ответственная должность, с неё начинали многие судьи. Оформляйте. Наденька, теперь у нас работает (заглядывает в мой паспорт) Павел Павлович Гончаров (мой характер больше соответствовал литературному герою писателя Гончарова — прим. П.П.), — сын моего армейского друга, с которым мы до сих пор общаемся (раз в два года, — прим. автора), только никому об этом не говорите; ха-ха… Всё.
Отлично, подумал я; нет ничего хуже, чем великолепное начало. Что касается алкоголя, — пару месяцев прошло, как я возобновил питие; четыре года назад наши с алкоголем отношения стали очень напряжёнными, и мы приняли решение на время разбежаться, в общем, как поёт «Ундервуд» — мы расстались друзьями.
Так я из пустого места, за секунду, стал «секретарём судебного заседания»; ещё через пятнадцать минут начался мой первый рабочий день, который я провёл в нескольких, весьма напряжённых очередях, — к наркологу, который сказал мне на выходе что-то типа: «не подведи того, кто дал тебе эту работу», к психиатру, к терапевту и к ксероксу в магазине «1001 мелочь».
— Завтра я тебе всё объясню… Что делать, что не делать… Делопроизводство… График-мрафик-наркотрафик. — сказала на прощанье Наденька Юсуфовна.
Этот день я завершил безудержным весельем в компании одного из двух моих друзей — Антона (Тони). Обсуждали карьерные перспективы, пили пиво и, снова пили пиво (мы бы и от водки не отказались, но с двадцати двух ноль-ноль до десяти часов утра продажа спиртных напитков с массовой долей этилового спирта более пяти процентов… ну, сами знаете). Разговор был такого типа:
— Теперь у нас свой человек в суде!
— Да, можешь воровать, убивать, обманывать; потом мне звонишь, я иду в зал заседания, чтобы посмотреть, как тебя посадят.
— Ха! Ну а как же госзакупки?
— Отдельная тема, и тоже мимо меня (так выражается мой младший брат). Весь мир театр, а люди в нём актёры, а я в нём — рабочий сцены низшего пошиба.
— Мда, судья — режиссер; помощник судьи — ассистент.
— Я — секретарь — мебельщик…
— Как интересно происходит движение по карьерной лестнице? Через постель?
— Даже если так, то я всё равно никому не скажу. Даже тебе…
Ещё мы катались на моей машине в состоянии алкогольного опьянения и на машине Тони и обсуждали последствия того, как попадёмся в лапы органов правопорядка и тогда не видать водительских прав и, возможно, работы в суде. Мне было так хорошо и беззаботно, как может быть хорошо и беззаботно государственному служащему в перерыве между служениями государству.
Глава 3
На моих глазах «заполировали» на тюрягу молодого таджика; он моложе меня, но у него двое детей. Он избил и ограбил несовершеннолетнюю девчонку. А может не он.
— Образование, — промямлил судья.
— Доктор.
— Что?! Повторите?
— Он доктор, доктор медицины, — пояснила переводчик.
Странно, что доктор (он же врач) совершает подобное преступление. Я для себя решил, что молодой таджик невиновен, а все присутствующие представители системы — сволочи.
— В гражданском производстве трут-мнут, а мы осуществляем правосудие, так-то ёпрст!.. — сказал судья в перерыве, облокотившись на край стола. У меня возникло ощущение дежавю.
Через час я пил чай в компании молодых помощников судей. Чай «Ак Бар». Наша жизнь намного карикатурнее, чем наше даже самое сатирическое представление о ней.
Четыре дня спустя я спал на рабочем месте, слюни текли по рукаву и капали на стол. Спали все работники кабинета, предварительно выключив свет. «Я — Оскар Шелл — внук бабушки», — промямлил я, когда меня разбудили. «А что это у тебя играет?» — спросил я у помощницы, имея в виду музыку, доносящуюся их колонок компьютера. «А это Надежда. Она раньше была ну просто сверхпопулярна». «О, можно мне скинуть на флэшку?»
Каждый сотрудник считал своим долгом напугать меня перспективой огромного количества предстоящей работы. Все говорили об этом сидя передо мной, закинув ногу на ногу и попивая кофе или чай. Я по-прежнему ничего не знал и не умел; интересно, как скоро начальство выяснит, что я неспособен к обучению и выгонит меня в шею.
Вызвали в отдел кадров (Наденька Юсуфовна).
— Пока одиннадцать. После присвоения классного чина — двенадцать. После присвоения следующего классного чина — тринадцать. Кажется, всё. Имеешь право на отпуск. За выслугу лет — плюс один день отпуска за каждый год службы; но
