Владимир Анин - Западня
— Бушенфлейш, — с трудом прочитал Мишка. — Бушен… Может, курица?
— «Ножки Буша»? — рассмеялся Костя. — Во время второй мировой?
— Ну, чего? Написано же так, — обиделся Мишка.
— Ладно, — сказал Костя, — банка, вроде, не вздутая. Возьмем с собой, посмотрим. Что тут еще?
Они обследовали несколько стеллажей и набрали разных банок из коробок с надписями «Kondensmilch», «Kompott», «Gr?tze». Особую радость Мишке доставила коробка, на которой крупными черными буквами было написано: «Schnaps». Тут уж сомнений не возникло. В коробке были аккуратные пол-литровые бутылочки с прозрачной жидкостью, закупоренные керамическими пробками. Герман просиял, наткнувшись на сигареты. Они были без фильтра, бумага на них пожелтела, но Герман все равно не удержался и, вытащив из кармана свою неизменную золотистую зажигалку «Зиппо», с наслаждением закурил. Несколько стеллажей было завалено обмундированием и обувью.
— Мужики, сюда! — позвал Герман. Он стоял с открытым ртом, держа в руке промасленный «парабеллум». — Тут и карабины, и «шмайсеры».
— Гера, лучше положи на место, — сказал Костя.
— Да ты что?! Я всю жизнь мечтал о такой штуке.
— И боеприпасы есть? — поинтересовался Мишка.
— Полно! — восторженно ответил Герман, доставая из открытого деревянного ящика зеленый цинк с патронами. — Надеюсь, они еще пригодные.
— Может, постреляем?
— Да вы что, с ума посходили? Какая стрельба в замкнутом пространстве? — возмутился Костя.
— А мы в штольню пойдем.
— Никаких стрельб! — грозно произнес Костя. — Нравится игрушка? Хрен с тобой! Бери, но только без патронов. Понял?
— Понял, — проворчал Герман и, взяв какую-то тряпку, завернул в нее пистолет.
Они вернулись в ночлежку.
— Ну, рассказывайте, — потребовала Таня, — что вы там за дебош устроили?
— Ворота не поддаются, словно приварили, — ответил Костя. — Похоже, там какие-то хитрые запоры. Но тот, кто за ними прячется, притих или ушел куда-то. Зато, нам удалось немного обследовать склад. Там полно всякой всячины, в том числе и еды. — Костя поставил на тумбочку банки. — Мы, правда, не уверены, насколько это съедобно.
— И оружие есть, — похвастался Герман и извлек из свертка свой «парабеллум».
— Ух ты, пестик! — воскликнул Васёк. — А еще есть? Пострелять бы!
— Там на роту хватит. Только вот командир не разрешает, — ответил Герман, кивая на Костю.
— И правильно делает, — сказала Таня. — У вас же башки нет, перестреляете друг друга.
— Да ладно преувеличивать! — В дверях показался Мишка, вырядившийся в немецкую форму. — Смотрите-ка лучше, какую я себе обновку подобрал. — И он щелкнул каблуками хромовых сапог.
— Послушайте! — неожиданно вскочила Таня. — А что если попробовать включить тот рубильник, где череп нарисован?
— Я бы не стал спешить, — сказал Костя. — Угробить себя мы всегда успеем. Засыплет на фиг, и прощай родители. Давайте-ка сейчас устроим ленч, заодно проверим, что нам немцы в наследство оставили.
— Я воль! — сказал Мишка и полез в Васин рюкзак за консервным ножом.
— А вы уверены, что это можно есть? — с сомнением спросил Вася.
— Не боись, Васёк! Ну, продристаешься. В крайнем случае, помрешь, — отозвался Мишка. — О! Тушеночка! — воскликнул он, открыв первую банку. — М-м-м! Пахнет вкусно.
— Я, конечно, слышала, что тушенку из стратегических запасов едят даже после нескольких десятков лет хранения, но мне как-то боязно, — сказала Таня.
— Это что за коробка была, с Бушем? — спросил Мишка, не обращая внимания на ее замечание.
— Вроде, да, — ответил Костя.
— А тут у нас, — продолжал Мишка, вскрывая следующую банку, — сгущенка.
Он последовательно открыл все банки. «Gr?tze» оказалась вполне съедобной кашей, а «Kompott» оказался компотом, но абсолютно непригодным для употребления. Постепенно даже самые сомневающиеся: Таня и Вася — рискнули попробовать найденные консервы.
И только Герман категорично заявил:
— Нет уж, я сперва посмотрю, как вы это переварите.
Ребята с наслаждением уплетали принесенные со склада продукты и запивали ядреным шнапсом. Герман сидел в стороне и играл с пистолетом, искоса поглядывая на своих товарищей. Мишка периодически подначивал его, громко чавкая, блаженно мыча и нахваливая «свеженькую немецкую тушеночку». Но Герман держался стойко.
— А помнишь, Танюха, как мы ездили всем классом на пикник? Ну, когда Костик первый раз в жизни наклюкался и стал тебе в любви признаваться, а потом… — сказал Вася и осекся.
Таня бросила быстрый взгляд на Костю, который мгновенно покраснел и отвернулся. Да, она помнила, как тогда, весной, незадолго до выпускных экзаменов, он, стоя на коленях, объяснялся ей в любви перед всем классом, а она, сгорая от стыда, умоляла его замолчать. Но Костя только распалялся и кричал на весь лес, что жить без нее не может. Потом он, конечно, ничего не помнил, а Таня восприняла это всерьез и влюбилась в него по уши. С тех пор прошло уже несколько лет. Они регулярно виделись в университете, куда вместе поступили, правда, на разные факультеты, много раз собирались в шумных компаниях и были большими друзьями. А Таня по-прежнему помнила тот вечер и втайне надеялась, что когда-нибудь все сказанное тогда Костей вдруг станет явью. Костя слышал эту историю от своих друзей тысячу раз, и каждый раз ему было ужасно стыдно. Таня не была девушкой его мечты. Да, она замечательная, добрая, умная, очень даже привлекательная. Немного упитанная, зато от ее роскошного бюста пол-института сходило с ума. Но Косте почему-то нравились тощие длинноногие стервы.
— Слушай, Васёк — не в тему, — сказала Таня, пытаясь сгладить ситуацию.
— А мне тут нравится, — заявил Мишка. Он, как и все, кроме Германа, захмелел и разомлел. — Жратвы полно, выпивки — тоже. Ешь, пей да спи.
— Да, — сказал Вася, — если бы только не тот кошмарный вой…
Ребята переглянулись и замолчали.
— Фу ты черт! Весь кайф обломал, — рассердился Мишка.
— Он прав, — сказал Костя. — Мы ведь даже не знаем, что там выло.
— Может быть все-таки «кто», а не «что»? — возразил Мишка.
— Привидения — это «что», — со знанием дела заявил Вася.
— Какие на хрен привидения! Васёк, ну ты что, ей-богу, издеваешься?
— А что же это тогда?
— Да, Господи, какой-нибудь… какой-нибудь…
— Ага? То-то, сам не знаешь.
— Да, иди ты! Я хотел сказать, существо.
— Вот-вот! Существо. Без плоти и крови, — сказал Вася и многозначительно поднял палец.
— Без плоти и крови, господа, это уже не существо, — вставил Герман.
