Джеймс Кервуд - Филипп Стил
— Остались позади, — сказал полковник, неопределенно махнув рукой. — Изабель приказала им сидеть и ждать, а мы с ней пошли вперед. Там индейцы, двое саней и тонна продовольствия.
— Позовите их, полковник, — сказал Стил. — Вашей палатке хватит места рядом с моей у самой скалы. Тут тепло, как в кузнице.
Полковник отошел на несколько шагов и стал кричать. Филипп повернулся к миссис Беккер и увидел, что смех исчез из ее глаз и что она смотрит на него робко и вопросительно. Мгновение казалось, что она вот-вот заговорит с ним, но потом она подняла с земли короткую ветку и стала ворошить ею угли.
— Вы, должно быть, очень устали, миссис Беккер, — промолвил он. — Я бы вам посоветовал снять шубу. Так вам будет удобней. А я принесу одеяло, чтобы вы могли присесть.
Он нырнул в палатку и через секунду вернулся с одеялом, которое тут же расстелил у подножия высокой сосны, в нескольких шагах от костра. Когда он повернулся к ней, на ней уже не было ни шубы, ни шапочки. Секунду она стояла перед ним стройная, как девушка, обольстительная, с благодарной улыбкой на губах. Потом она опустилась на расстеленное им одеяло. На мгновение он склонился над ней, прикрывая ей ноги тяжелым мехом, и вдохнул благоухание, исходившее от ее волнистых, сияющих волос, благоухание, которое проникло в самую глубь его души.
Он выпрямился и встретился взглядом с полковником Беккером. По насмешливому выражению глаз полковника он понял, что грешные мысли, бродившие в его голове, достаточно ясно отражаются на его лице. Он втайне благословил индейцев, подошедших к саням; помогая им распрячь собак и выгрузить багаж, он беспощадно ругал себя за странное, безумное чувство, волновавшее его кровь и сжигавшее его мозги. Он продолжал осыпать себя проклятиями, возвращаясь к костру. Из глубокого мрака он видел полковника, прислонившегося спиной к сосне, и миссис Беккер, прильнувшую к нему и положившую голову на его плечо, с улыбкой на устах. Замешкавшись на мгновение, не смея нарушить очарование этой сцены, он увидел, как она притянула к себе седобородое лицо и поцеловала его в губы. При виде того бесконечного блаженства, которое отражалось в обоих лицах, освещенных костром, Филипп Стил понял, что властный образ другой женщины навеки исчез из его сердца. Он уступил место картине любви, той любви, о которой он мечтал, по которой он томился и которую он, наконец, нашел, но не для себя, в сердце пустыни.
Он увидел детски прекрасную и чистую улыбку, приветствовавшую его, когда он подошел к костру; он увидел еще что-то в лице полковника. А что схватило его за душу и наполнило его незнакомым чувством — чувство радости. Да, он радовался счастью этой четы! Это ощущение прогнало чувство одиночества, которое так недавно томило его, и когда после долгой мирной беседы у костра жена полковника устало подняла головку и спросила, нельзя ли ей пойти спать, он рассмеялся от восторга и умиления, глядя, как она с бесконечной нежностью потерлась щекой о седобородое лицо, склонившееся к ней, и как полковник улыбнулся мягкой, счастливой улыбкой и повел ее в палатку.
Завернувшись в одеяло, Филипп долго еще лежал без сна и удивлялся тому, что произошло с ним. Ее волосы видел он сегодня, ее волосы сияли ему, шелковистые, мягкие, великолепные в своей простой красе, ее волосы — те волосы, которые он видел тогда на балу, когда Чизборо вмешался в разговор. Ему не трудно было вообразить себе, что это было и ее лицо, но ее лицо, воодушевленное не только красотой, но и сердечностью, и любовью. Яснее, чем когда-либо, он сознавал теперь, чего ему недоставало. Он благословил Чизборо и заснул, мечтая о новом лике, чтобы проснуться через несколько часов с приятным ощущением, что все его переживания — лишь порождение грезы и что эта женщина в конце концов только жена полковника Беккера.
Глава III. ЧЕРЕП И ФЛИРТ
Они прибыли на озеро Бен под вечер. Передав полковника в его жену с рук на руки Бриду, Филипп поспешил спрятаться в свою хижину. У ее двери он встретил Бека Номи. Они не виделись около месяца со дня последней встречи в Нельсон-Хаузе, и приветствие Стила было не слишком сердечным, когда процедура рукопожатия была закончена.
— Иду знакомиться с ними, — пояснил Номи, помолчав секунду. — И шутник же вы, Стил, черт вас побери. Нашли себе занятие — приволакивать на пост обмороженную супругу полковника или престарелую жену обмороженного полковника, а?
Каждый нерв напрягся в Стиле при звуках этого грубого голоса. Он накинулся на Номи, уже собравшегося идти.
— Ну-ка, вспомните, вы занимались тем же самым в Нельсоне, — произнес он. — Вы забыли, видно, что случилось потом?
— Не злитесь, приятель, — обернулся Номи с вызывающей усмешкой. — В любви и на войне все средства хороши. Там была любовь, а тут до любви не ближе, чем до экватора.
В его смехе было нечто такое, от чего губы Стила мрачно сжались, когда тот выходил из хижины. Уже не первый раз ему приходилось слышать горловой смешок Номи при упоминании о некоторых женщинах. И это больше, чем что бы то ни было, возбуждало в нем ненависть к сослуживцу. Физически Бек Номи был великолепным экземпляром мужчины и, без сомнения, самым красивым конным стражником к северу от Виннипега. И в то время как мужчины единодушно презирали его за все его проделки, женщины поклонялись ему и обожали его — до тех пор, пока не убеждались, подчас уже слишком поздно, в полном отсутствии у него каких бы то ни было моральных устоев. Нечто подобное случилось в Нельсон-Хаузе, и Филипп испытывал великий соблазн избить Номи до полусмерти, когда он вспомнил происшедшую там трагедию. А что случится теперь? Эта мысль была для него ушатом холодной воды. Но уже через секунду его зубы сверкнули в усмешке, когда он вспомнил выражение чистоты и преданности на лице миссис Беккер. Он тихо засмеялся про себя, вытаскивая из-под койки мешок; но в смехе этом не было и тени его обычного добродушия. Из мешка он извлек сверток, покрытый легкой корой березы, развернул кору и достал череп, привезенный сюда с юга. Волнение трепетало в его тихом смехе, когда он окинул взглядом полутемную хижину. С бревенчатого потолка свисала большая керосиновая лампа с жестяным рефлектором, и под эту лампу он повесил череп.
— Славное из вас вышло украшение, мсье Жаннет, — воскликнул он, отойдя на шаг, чтобы полюбоваться на череп, болтавшийся во все стороны на веревке. — Ну, когда будет зажжена лампа, Бек Номи, если он не слепой, обязательно узнает вас, хоть вы и мертвы, мсье.
Он зажег другую лампу, поменьше, побрился и переоделся. Было уже темно, когда он приготовился обедать, а Бек Номи все еще не возвращался. Он подождал еще четверть часа, потом надел шапку и пальто, зажег большую лампу. На пороге он оглянулся. Пустые глазницы черепа смотрели на него. С того места, где он стоял, была отчетливо видна иззубренная дыра над ухом.
