Джордж Мартин - Ночь в Доме у озера

Информация о переводчиках

Перевод: lycoris, ronnie, bazalmont

Редактура и вычитка: rediens, lycoris

Booktran, 2013 г.

Если вы хотите отблагодарить переводчиков и поддержать проект, добро пожаловать на www.booktran.ru.

Джордж Мартин

«Ночь в Доме у озера»

Сквозь багровый сумрак плыл в железном паланкине на плечах четверых мертвых деодандов Моллокос Меланхоличный.

Над ним висело распухшее солнце, на котором черные материки пепла непрестанно наползали на гибнущие моря тусклого красного света. Вокруг виднелся лес, погруженный в пурпурные тени. Семи футов высотой и черные как оникс, деоданды были одеты лишь в оборванные юбки. Правый передний, самый свежий, хлюпал при каждом шаге. Его парящая, вздутая плоть сочилась ядовитой жидкостью из тысячи крошечных отверстий, проделанных Великолепным Радужным Распылителем. Он шел, оставляя влажные следы на поверхности древней, заросшей травой дороги, чьи камни были выложены еще в славные дни Торсингола, память о которых теперь угасала в умах людей.

Деоданды двигались ровным, быстрым шагом, преодолевая лигу за лигой. Будучи мертвыми, они не ощущали ни морозной свежести воздуха, ни разбитых, покрытых трещинами камней под ступнями их ног. Паланкин качался из стороны в сторону, и это плавное движение напомнило Моллокосу о том, как мать баюкала его в колыбели. Даже у него когда-то была мать, но это было так давно. Время матерей и детей прошло. Раса людей увядала, а на руины человеческого рода приходили гру, эрбы и пельграны.

Однако размышления о таких вещах лишь повергали его в еще большее уныние. Вместо этого Моллокос предпочитал концентрировать внимание своё на книге, лежавшей на коленях. После трех дней бесплодных попыток заново разучить заклинание Великолепного Призматического Распылителя он в бессилии отложил в сторону свой гримуар — увесистый фолиант в переплете из ярко-красной растрескавшейся кожи с чугунными застежками и петлями. Сменил его он на небольшой сборник эротической поэзии последних дней Империи Шерит, чьи стихи о похоти и страсти канули в Лету под слоем пыли прошедших эпох. В последнее время Моллокос был настолько хмур и мрачен, что даже эти страстные, пылкие строки редко приводили его в возбуждение. Во всяком случае, здесь слова хотя бы не превращались, как в гримуаре, в извивающихся на пергаменте червей. Долгий день сего мира сменился вечером, а в сумерках даже магия меркла и тускнела.

Раздувшееся солнце медленно клонилось к закату, различать слова становилось все труднее. Закрыв книгу, Моллокос натянул на ноги Мантию Грозного Облика и погрузился в наблюдение за проплывающими мимо деревьями. В угасающем свете дня каждое древо казалось чуть более зловещей копией предыдущего. Краем глаза он видел перемещающиеся под ними тени, но стоило ему повернуть голову, чтобы разглядеть их чуть лучше, как они тут же испарялись.

На обочине дороги стоял облупленный, испещрённый трещинками и царапинами деревянный указатель, гласящий:

ДОМ У ОЗЕРА

Пол лиги вперед по Дороге

Славимся своими Шипящими Угрями

Трактир был бы очень даже к месту, хотя Моллокос и не питал особых надежд по поводу любого заведения на такой унылой пустынной дороге, как эта. С наступлением темноты пробудятся гру, эрбы и лейкоморфы. Некоторые из них настолько голодны, что могут рискнуть и напасть даже на грозного с виду чародея. Было время, когда он не боялся этих тварей. Как и все чародеи, он неизменно вооружался полудюжиной могущественных заклинаний, всегда, когда ему приходилось покидать надежный кров своего дома. Теперь же заклинания сочились сквозь его разум, как вода сквозь пальцы, и даже те, которыми он еще владел, с каждым разом становились всё слабее. Не стоило забывать и о теневых мечах. Некоторые утверждали, что они могли менять облик, а их лики были мягкими как воск. Моллокос не знал точно, так ли это, но в их недобрых намерениях у него не было сомнений.

Скоро он доберется до Кайна, будет распивать черное вино с принцессой Канделум и своими собратьями чародеями, находясь в безопасности за высокими белыми стенами города и его древними чарами. А сейчас даже такой безрадостный трактир, как этот Дом у озера, был бы, безусловно, лучше, чем еще одна ночь в палатке под зловещими соснами.

Телега, подвешенная меж двух огромных деревянных колес, тряслась и подпрыгивала на разломанных камнях, продолжая путь свой по изрытой колеями дороге, сопровождаемая стуком зубов Чимвазла. Он крепче сжал кнут. У него было широкое лицо, приплюснутый нос и дряблая, обвисшая рябая кожа с зеленоватым оттенком. Время от времени его язык молниеносно устремлялся к уху в попытке облизать его.

По левую сторону виднелся лес — непроглядный, темный и мрачный; по правую, за редкими деревьями и серым угрюмым берегом, усеянным зарослями солянки, тянулось занимающее впадины каровое озеро. Темно-лиловое небо, переходившее в цвет индиго, было озарено светом изнуренных звезд.

— Быстрее! — крикнул Чимвазл находящемуся в упряжке Полимамфо. Он бросил взгляд через плечо. Следов погони не было, но это еще не значило, что твк-ане не шли за ним по пятам. Были они мерзкими маленькими тварями, хотя и вполне приятными на вкус, но чересчур злопамятными. — Смеркается. Скоро нас настигнет ночь! Пошевеливайся! Мы должны найти убежище до темноты, дубина ты неотесанная!

Шерстоносый пунер только хрюкнул, так что Чимвазл в ответ хлестанул его кнутом.

— Переставляй свои ноги, вшивая деревенщина!

На этот раз Полимамфо приложил все возможные усилия, замелькали ноги, заболталось брюхо. Колесо налетело на камень, телега подпрыгнула, и Чимвазл прикусил язык. Вкус крови, густой и сладкий, как заплесневелый хлеб, наполнил его рот. Чимвазл сплюнул, и сгусток зеленоватой слизи и черной сукровицы попал прямо в морду Полимамфо, прилипнув к его щеке, прежде чем упасть вниз на камни.

— Быстрее! — взревел Чимвазл, а его кнут стал напевать бодрую мелодию, поддерживавшую пунера в нужном ритме танца.

Наконец деревья расступились, и перед ними возник трактир, стоявший на каменистом пригорке, у которого сходились три дороги. Казался он прочным и приветливым, каменный внизу и деревянный вверху, с величественными фронтонами, высокими башенками и широкими окнами, из которых лился гостеприимный теплый красноватый свет. Доносились звуки веселой музыки и смеха, сопровождаемые звоном блюд и бокалов, который будто бы говорил: заходи, заходи, снимай сапоги, отдыхай и наслаждайся кружкой эля. За остроконечными скатами крыши трактира на солнце блестело озеро, гладкое и красное, как лист кованой меди.