Враги - Полина Люро
― Найди Батисту… Дар… ― и, как пишут в романах ― «сознание милосердно его покинуло», так-перетак…
Что-то игриво пощекотало нос. Сгорая от нетерпения как следует почесаться, я попытался осуществить это горячее желание. Но не получилось ― руки были стянуты за спиной… Впрочем, ноги тоже не остались без внимания похитителей ― верёвка была завязана на совесть.
После нескольких неуклюжих попыток сбросить путы, а также применить магию ― ни одна из двух «особ» не соизволила откликнуться на сердитый зов ― внимание переключилось на «окружающую обстановку». Это было просто ― Терри-Ворона завернули во что-то пыльное и вонючее, очень напоминавшее старый мешок для овощей, в котором ― о, чудо! ― имелись дыры. Что позволяло хотя бы дышать…
Рядом раздались неторопливые шаги, остановившиеся возле моей бедной, гудящей после чужого заклинания головы, и я попытался скосить глаз в дыру напротив. Что-то там мелькало и дёргалось, но общей картины разобрать было невозможно. Голоса подошедших похитителей показались очень знакомыми: один из них ― приятный и мелодичный я точно уже слышал, а второй… Да быть того не может!
Оказалось, может, и ещё как: рука в тёмной рубашке откинула кусок мешковины с моего лица, и Батиста приветливо кивнул:
― Ты как, маг разведчиков? Голова болит?
Я почему-то кивнул, и он бесцеремонно похлопал меня по щеке:
― Сочувствую, заклинание очень старое и сильно бьёт по мозгам. Потерпи, скоро отпустит.
Подозревая неладное, прохрипел:
― Развяжи, Батиста… Дар приказал тебе…
Парень прервал негромкий разговор с невидимым собеседником:
― Пока рано, полежи ещё… И кто такой Дар? ― он засмеялся и, наклонившись, набросил кусок грязной рогожки на лицо и драгоценную косу взбешённого мага разведки.
Вот тут меня и прорвало: я сдувал лезущую в глаза ткань и растрепавшиеся волосы и вопил так, словно от громкости этих криков зависела жизнь:
― Сволочь, предатель… подожди немного, выйду отсюда ― размажу тебя по стенке, идиот паршивый… ― ну и дальше, как положено ― в общем, бесился от души.
Разговор на какое-то время замер, и я довольно замолчал, но дружный хохот обидчиков прибавил сил для новой порции брани. Впрочем, вскоре я замолчал, потому что смысла сходить с ума больше не было ― шаги удалились, оставив пленника в гордом одиночестве размышлять о непредсказуемости нашей жизни.
Нет, это не было сожалением о том, что я так и не сумел подготовиться к нападению, и не злость на предавшего мои надежды Батисту. Сейчас мысли первого мага разведки занимал увиденный на его шее рисунок ― две переплетённые между собою ветви колючей лозы. Я внезапно вспомнил, что это означало, и по спине пробежался холодный ветер страха…
Если Избранный попадал в плен, чтобы сломать его дух, беднягу прежде всего подвергали бесчестью ― отрезали косу. А потом, после пыток, желая продлить его мучения, часто отпускали, потому что с этого дня жизнь Высокородного превращалась в ад. Он считался Недостойным и, сохраняяна бумаге титулы и звания, фактически становился изгоем: таких не допускали на государственную службу, не приглашали в высшее общество. Невиновный человек становился презираемой всеми парией…
Бедняге оставалось или тихо спиваться в своём имении, рано или поздно сводя счёты с жизнью, или идти на войну простым наёмником… Не удивительно, что Недостойные ненавидели растоптавшее их лицемерное общество. В знак презрения к нему бывшие Избранные ставили себе «клеймо» ― две переплетённые ветви на шее означали две жизни человека: до и после… Говорили, что из них получались самые жестокие Наёмные убийцы, не знавшие жалости, если в их руки попадал «счастливчик с косой».
Кажется, Батиста ― один из них, и его непривычно белая для южанина кожа была лишь жестоким напоминанием о прошлом униженного человека… Кто знает, что теперь ждало Ворона, какие мучения этот холодный красивый парень для него придумал…
От долгого лежания в одном положении тело затекло, а в горле пересохло ― оставалось только облизывать губы, мечтая о дожде, а лучше ― безумном ливне, в котором я с радостью бы захлебнулся. Батиста откинул тряпку с моего лица, приложив флягу к губам, и, не корча из себя героя, я с жадностью напился…
Он был грустен и, аккуратно промокнув мои губы платком, шепнул:
― Знаю, тебе плохо, Терри. Потерпи… Скоро мы уедем отсюда.
Я сделал попытку ухмыльнуться, скривившись от боли в сильно ноющих спине и пояснице, практически уже не чувствуя ни рук, ни ног:
― И куда повезёшь пленника, предатель?
Вздохнув, Недостойный нежно погладил чужую косу, и в сверкании его карих глаз мне почудились искры безумия:
― В Западные горы ― в гости к непридуманным демонам, детка…
Глава 15. По дороге в Западные горы — 2
Присматриваясь к своему похитителю, Терри-Ворон никак не может решить: кто он ― друг или враг?
Я смотрел в склонившееся лицо человека, от которого сейчас зависела моя жизнь, неожиданно понимая, что не боюсь его. Не то чтобы Терри-Ворон был и в самом деле героем, презирающим смерть ― ещё чего… Вот только в тот момент не связанный по рукам и ногам пленник, а этот темноволосый, похитивший меня Недостойный Избранный[1] выглядел жалко и потерянно ― так, словно мы с ним вдруг поменялись местами… В его карих влажных глазах застыли непонятные безысходность и тоска, так что в душе шевельнулась надежда ― а что если попробовать до него достучаться? И я рискнул:
― Слушай, Батиста, у меня спина ― как негнущаяся деревяшка, и руки… Развяжи ― дай немного подвигаться. Обещаю ― не убегу, да и, честно говоря, всё равно на это сил не хватит.
Он вдруг кивнул:
― И в самом деле ― пора, а то зачем ты мне нужен, если придётся отпилить молоденькие загнивающие конечности, да? ― то ли пошутил, то ли констатировал факт похититель, усмехаясь, но его лицо при этом не изменило своего выражения ― в нём не было ни злости, ни злорадства, ― тем более что на тебе заклинание подчинения, при всём желании теперь не сможешь отойти от «коварного Батисты» более чем на дюжину шагов, двоечник…
Он вдруг улыбнулся мне как своему приятелю, что в этой ситуации совершенно сбивало с толку:
― Издевается что ли, мерзавец? ― я снова начал заводиться, буркнув:
― И вовсе нет, сам ты… ― и это так его развеселило, что, смеясь:
― Боже,
