Эжен Сю - Тайны народа
Другие римские военачальники, центурионы, молодые и красивые отпущенники Цезаря окружали стоя его ложе, а черные рабы-абиссинцы, с красными коралловыми украшениями на шее, руках и ногах, стояли неподвижно, подобно статуям, держа в руках благовонные восковые свечи, свет которых переливался на дорогих доспехах римлян.
На Цезаре, перед которым Альбиник и Мерое потупили взоры из опасения, как бы не обнаружить своей ненависти, не было доспехов. Он был одет в длинную одежду из богато вышитой шелковой ткани. Голова была обнажена, ничто не скрывало его высокого плешивого лба, обрамленного с боков темными волосами. От крепких галльских вин, которые он пил, как говорят, в чрезмерном количестве почти каждый вечер, глаза его сильно сверкали, а бледные щеки окрасились ярким румянцем. Лицо его было надменно, улыбка насмешлива и жестока. Цезарь опирался локтем на ложе, держа в своей ослабевшей от невоздержанности руке широкий золотой кубок, украшенный жемчугом. Он медленно, в несколько приемов, осушил его, не спуская своего проницательного взгляда с обоих пленников, стоявших так, что Альбиник почти заслонял собой Мерое.
Цезарь сказал что-то на римском языке своим военачальникам. Те начали смеяться, один из них подошел к супругам, грубо оттолкнул Альбиника, взял за руку Мерое и заставил ее подвинуться на несколько шагов вперед, без сомнения для того, чтобы полководец мог лучше рассмотреть ее. Последний действительно начал ее разглядывать и снова протянул, не оборачиваясь, пустой кубок одному из своих молодых отпущенников.
Альбиник умел владеть собою. Он сохранил наружное спокойствие, глядя на то, как его целомудренная супруга краснеет под бесстыжими взглядами Цезаря. Последний тотчас подозвал к себе богато одетого человека, одного из своих переводчиков, и тот, обменявшись несколькими словами с римским полководцем, подошел к Мерое и сказал ей на галльском языке;
— Цезарь спрашивает, девушка ты или юноша?
— Я и мой товарищ бежали из галльского стана, — просто ответила Мерое. — Что же касается того, девушка я или юноша, то это для Цезаря неважно…
Когда переводчик перевел Цезарю эти слова, тот начал смеяться циничным смехом. Он, казалось, подтвердил ее ответ легким наклоном головы, продолжая смеяться. Римские военачальники разделяли веселость своего полководца. Цезарь продолжал осушать кубок за кубком, останавливая на супруге Альбиника все более пылкие взгляды. Он сказал несколько слов переводчику, который начал допрос обоих пленников, постепенно переводя их ответы полководцу, приказывавшему ему задавать новые вопросы.
— Кто вы, — спросил переводчик, — и откуда пришли?
— Мы бретонцы, — ответил Альбиник. — Мы идем из галльского стана, расположенного под стенами Ванна, в двух днях ходьбы отсюда.
— Почему ты покинул галльское войско?
Альбиник ничего не ответил и развернул окровавленную тряпку, которой была обернута его левая рука. Римляне увидели, что кисть на ней была отрублена.
Переводчик спросил:
— Кто так изувечил тебя?
— Галлы.
— Но ты сам галл?
— На это не посмотрел вождь ста долин. Я моряк и начальствую на торговом корабле. Мне и нескольким другим морякам было приказано перевезти морем вооруженных воинов и высадить их около Ванна, в бухте Морбигана. Я исполнил приказание. Дорогой сильный порыв ветра сломал одну из моих мачт, мой корабль пришел позже всех. Тогда вождь ста долин повелел наказать меня, как наказывают запаздывающих… Но он был великодушен и пощадил мою жизнь, предложив мне выбирать между потерей носа, ушей или одного из членов. Мне отрубили руку, но не за то, что у меня не было мужества или усердия, это было бы справедливо… Я в таком случае без жалоб подчинился бы законам своего отечества…
— Но такому несправедливому наказанию, — подхватила Мерое, — Альбиник подвергся лишь за то, что встретил противный морской ветер. Это все равно как если бы наказывали за то, что человек не может ясно видеть в темную ночь, или за то, что он не может омрачить свет солнца!
— Такое наказание покрыло меня позором навсегда! — воскликнул Альбиник— Теперь всякий может мне сказать: ты — трус! Я никогда не знал ненависти — теперь моя душа полна ею! Пусть погибнет проклятое отечество, где меня ждет лишь позор! Пусть погибнет свобода! Пусть погибнут все мои соплеменники, лишь бы мне отмстить вождю ста долин! Ради этого я готов снова подвергнуться изувечению. Вот почему я здесь со своей супругой. Разделив со мной позор, она разделяет со мной и ненависть. Эту ненависть мы предлагаем Цезарю, пусть он воспользуется ею по своему усмотрению. Пусть подвергнет нас испытанию, мы жизнью отвечаем за нашу искренность. Что касается награды, то мы ее не хотим.
— Мести — вот чего мы желаем, — прибавила Мерое.
— Чем же ты мог бы служить Цезарю против вождя ста долин? — спросил Альбиника переводчик.
— Я предлагаю Цезарю свои услуги в качестве моряка, солдата, проводника, даже лазутчика, если он этого пожелает.
— Почему же ты не искал случая самому убить вождя ста долин? Ты мог приблизиться к нему в галльском стане? — спросил переводчик моряка. — Ты бы отмстил за себя таким образом.
— Тотчас после изувечения моего супруга, — возразила Мерое, — нас выгнали из стана, мы не могли в него снова вернуться.
Переводчик снова начал говорить с римским полководцем, который, все время внимательно слушая, не переставал осушать свой кубок и преследовать Мерое своими дерзкими взглядами.
— Так ты моряк? — спросил переводчик. — Ты был капитаном торгового судна?
— Мне двадцать восемь лет. С двенадцатилетнего возраста я плаваю по морю. Уже четыре года, как я капитан на корабле.
— Тебе хорошо знаком берег от Ванна до того канала, что отделяет Британию от Галлии?
— Я родом из тех мест и более шестнадцати лет я постоянно плаваю у этих берегов…
— Ты искусный кормчий?
— Пусть меня постигнет еще худшая злейшая казнь, чем та, которой подверг меня вождь ста долин, если есть хоть одна бухта, один мыс, островок, подводный камень, мель или водоворот, которых я не знал бы, начиная от Аквитанского залива и кончая Дюнкирхеном!
— Ты хвалишься своим искусством! Как бы ты мог доказать его?
— Мы находимся вблизи берега. Для того, кто не обладает искусством и отвагой моряка, нет ничего опаснее, как плавание от устья Луары по направлению к северу.
— Это правда, — ответил переводчик. — Вчера еще одна римская галера попала на мель и погибла.
— Кто хорошо управляет кораблем, — сказал Альбиник, — тот, я полагаю, хорошо справится и с галерой?
