Олег Азарьев - Искатель. 2013. Выпуск №5

Он сидел на камнях древнего храма, пока яркие звезды не засыпали все небо. Глядя на них, Костя понял, что очень хочет выпить, и понуро побрел в лагерь. Костер погас, было темно. Костя все время спотыкался, и чуть не напоролся на купу кустов. Обходя кусты, он вдруг вспомнил о проклятущей статуэтке. Она, должно быть, все еще стояла там, где Петя уронил ее. И Костя мстительно возрадовался. Отлично! Наука? Открытие? Человечество? А хрен тебе, Петенька, со специальной смазкой! Не хватало, чтобы еще кто-то пострадал!

Костя сменил направление, добрался до того места, где, как он запомнил, должна стоять статуэтка. Замер на миг, прислушался к ощущениям. В голове не было никого чужого. Значит, спят. Намаялись, бедненькие, натрудились. И спят, небось, даже без сновидений.

Костя согнулся и принялся шарить ладонями над песком, пока не наткнулся на холодный металл. Он ощупал человечка. Сволочь железная!.. Поднял… Эк… Тяжелый какой… Взвалил на плечо, напряг мышцы живота, плеч и шеи и, проваливаясь в песок по щиколотку, понес статуэтку к морю. «В лодку бы не врезаться», — на ходу подумал он.

Однако неподвижный силуэт лодки на фоне слабо поблескивающей морской зыби он увидел вовремя, обошел его, ноги захлюпали по мокрой песочной каше, мелкая волна обдала голени брызгами. Опять вода подмыла берег, отметил он, и подобралась почти к самой корме лодки. Скоро остров растает в море. Скорей бы!..

Костя шел от острова, пока вода не достигла груди — дальше было сразу с головой. Он поудобнее перехватил статуэтку, — как спортсмен, толкающий ядро, — присел, развернул плечи и с силой бросил фигурку вперед, в блики на волнах.

Раздался громкий всплеск, взметнулись брызги, окатили Костю. «Ищи теперь, дружище, свое открытие века! — едко подумал он. — Зато у меня появился повод, чтобы не просто так выпить, а отпраздновать окончание кошмара». Костя поежился от холода, хохотнул и, бороздя волны, направился к берегу. Отряхнулся, как собака, и двинулся в лагерь. Тихо прокрался в свою палатку, долго разбирался в потемках, что где валяется, наконец нащупал плоскую фляжку со спиртом и две прохладные бутылки пива.

Прижимая к себе поклажу, вернулся на берег, залез в лодку, открыл зубами первую бутылку, отпил половину, залил полфляжки спирта. Взболтал, отхлебнул. Крепко, но неплохо. «Ура! Да здравствует умница Костя!.. Так их всех, педрил недорезанных!.. Вот возьму и нажрусь как свинья…» — весело подумал он. Отпил еще — и еще… Вскоре почувствовал тепло, ощутил, как мышцы и мозги расслабляются, улыбнулся в темноте и закурил.

Светало, и остров обретал очертания, которые прежде скрадывала тьма, но все еще был тусклым и серо-черным, как рисунок углем или старинная гравюра. Костю знобило и подташнивало, а голову распирало изнутри, будто мозги разрослись и пытаются разорвать череп и вывалиться наружу, — это все еще давал знать о себе коктейль из пива и спирта, подхлестнутый куревом. Костя сидел на берегу, сжавшись в калачик, — ноги плотно притянуты к груди, руки крепко стискивают колени. В такой позе, казалось ему, колотит меньше. Сейчас не хотелось ни покурить, ни выпить. Разве что литров пять ледяной воды — без остановки.

«А что же было дальше, чем все закончилось?..» — спрашивал он себя.

Дальше он помнил смутно. За первой бутылкой пива последовала вторая — с таким же сногсшибательным коктейлем. Кажется, он пробовал петь, но язык не слушался, и в ночи раздавалось хриплое мычание. Иногда он пытался говорить, но издавал звуки, которые не нравились ему самому. Потом он решил уплыть на материк, бросив здесь этих голубков-предателей. Он с трудом перевалился через борт лодки, упал в противно мокрый песок, встал, цепляясь за лодку, и попытался ее сдвинуть, потом раскачать — бесполезно. Все было против него… Весь проклятый, подлый, паскудный мир… Ему стало так печально, что он повалился наземь и зарыдал, а волны мерно бухали рядом, как будто по затылку, и в этой мерности было что-то укачивающее, вдобавок в голове и так все плыло и колыхалось без волн. В конце концов его укачало и вырвало. И он отключился…

Костя застонал от всех этих воспоминаний, запустил пальцы в торчащие влажные волосы и дернул их, но легче не стало, да и не очень-то больно было.

«Ничего не поделаешь… как сложилось, так тому и быть… и придется с этим жить, — приговорил он мысленно. — Хорошо бы, конечно, все запамятовать… Амнезия после стресса… Случается, говорят… Да вот только не со мной…» Действительно, раз вспомнил он, значит вспомнят и они. А может, они и не забывали, это ведь он налакался почти до алкогольной комы… Однако с этим или без этого, при любых обстоятельствах надо жить дальше. И самое лучшее — сегодня же убраться с острова.

Но для начала следовало привести себя в норму.

Костя с трудом встал на слабых, неверных ногах и нехотя потащился в лагерь.

Вот и лагерь. Мертвый костер. Опрокинутый котелок с вывалившейся темной кучей, похожей сейчас вовсе не на кашу. Неподалеку от котелка топорик зарылся лезвием в песок. Черт с ним, пусть пока полежит. Две палатки. «Искусственные норки для двуногих тарантулов, — хмыкнул Костя. — Кто в них притаился?» Он с некоторой опаской заглянул в свою палатку. С облегчением обнаружил, что Марины там нет… Конечно же, нет — и больше не будет. Да и что ей тут делать? А вот аптечка — есть. Он забрался в палатку и взялся за рюкзак. И где же тут упакована желанная аптечка? В большом клапане рюкзака. Вот она. Аспирин. Аскорбинка. Руки-то как трясутся. Не рассыпать бы таблетки. Чем бы запить? Костя наткнулся на последнюю бутылку пива, вспомнил его вкус, испытал дурноту и омерзение, и оставил бутылку в покое. Где же фляга с водой? Ага!.. Какое счастье! И фляга нашлась, и вода во фляге бултыхается.

Он высыпал жменю таблеток в пересохший рот и опрокинул содержимое фляги в горло. Пил теплую воду медленно и с удовольствием. Потом заставил себя оторваться: хорошего помаленьку, — если много воды закачать с перепою в желудок — тоже будет плохо.

Теперь осталось подождать, пока таблетки подействуют. Он стянул с себя сырую футболку, плавки, залез в спальный мешок и вскоре крепко спал. Сном праведника.

Петя открыл глаза и поднял руку с часами: без четырнадцати десять. В палатке жарко — снаружи солнце припекало во всю. Петя повернул голову направо. Рядом, до пояса завернувшись в Петин плед, лежала голой спиной к Пете, едва слышно и ровно посапывая, Марина.

Спать ему больше не хотелось. Вставать тоже. Будить Марину — тем более. Петя потянулся, заложил руки за голову, задумался о том, что с ними вчера приключилось… нет, скорее — стряслось.

В первый раз после этого жуткого единения всех трех сознаний или как там правильно сказать… и можно ли вообще правильно сказать, верно и точно подобрать слова?.. он проснулся, когда в палатке было еще темно. Фосфорные точки на циферблате «Ориента» показывали двадцать три минуты четвертого. Разбудили его шорох шагов и пьяное злобное бормотание, — по лагерю проволокся Костя, похоже, вдрабадан пьяный. Петя напрягся, быстро соображая, как поступить, если разжалованный команданте сунется в его палатку и попытается продолжить выяснять отношения. Бить его не хотелось, но, если придется, что ж…