Йон Колфер - Авиатор
Вечером накануне коронации Конор чуть не выдал себя. Разрываясь между шитьем и горными работами, он стал похож на безумного, кем предположительно и являлся. Когда Биллтоу отводил его на смену, кожа на лице Конора свисала, словно мокрая тряпка, а губы что-то бессвязно бормотали.
«Он ломается, — с удовлетворением подумал Биллтоу. — Все дело в простынях. Иногда напоминание о доме действует настолько сильно, что этого невозможно вынести. Теперь дело пойдет быстро; доведенный до отчаяния, он будет стремиться угодить мне».
Биллтоу защелкнул наручники и повел Конора по затопленному коридору. По дороге он спросил, как дела с револьвером, но в ответ услышал лишь какие-то бессмысленные числа.
Биллтоу резко остановился, из-под его подошв пошли небольшие волны.
— Что ты там бормочешь? Числа, да? Что ты там считаешь?
Конор с трудом сдержался, чтобы не оттолкнуть охранника. Он действительно производил подсчет. Жизненно важный и, конечно, секретный. И чуть не выболтал лишнее, что могло сгубить весь план.
— Детская считалка, мистер Биллтоу, — промямлил он, вспыхнув. — Ничего более.
Биллтоу внимательно оглядел его.
— Ты красный, как вареный рак, солдатик. Может, что-то замышляешь? Что-то, связанное с расчетами?
Конор опустил голову.
— Просто от смущения. Эти простыни навели меня на мысли о матери. Ну и вспомнилась считалка, которую она часто повторяла мне.
Биллтоу рассмеялся. Может, Конор Финн не такой уж опасный, как казалось. С другой стороны, Биллтоу приходилось видеть людей и постарше, с мамочкиным носовым платком в одной руке и окровавленным кинжалом в другой.
— Приди в чувство, — посоветовал он пленнику. — Водолазный колокол — не место для мечтателей. А то как бы тебе не улететь вместе с птичками.
«Близко, — подумал Конор. — Очень близко к этому».
Последний день проносился мимо. На протяжении месяцев время издевалось над ним, эластично растягиваясь. Каждая секунда была, словно зияющая пропасть. Однако теперь времени не хватало, чтобы втиснуть в него дневную работу. Конору казалось, что он тратит вечность только на то, чтобы вдеть нитку в иголку. Его блестящий ум затуманивался от страха. Дважды он сшивал части своего устройства наружной стороной Внутрь и был вынужден распускать стежки. Со лба постоянно капал пот, пятная шелковые простыни.
«Это нелепо. Ты ученый. Рассматривай это как эксперимент».
Без толку; он был не в состоянии успокоиться. Стекая с потолка вместе с водой, призрак неудачи то и дело похлопывал его по плечу. Определенно можно было разработать и другие планы; у него уже созрели наметки пяти-шести. Одни более сложные, другие менее. Например, он мог бы соорудить водолазный шлем, нечто вроде миниатюрного колокола, который должен содержать достаточно воздуха, чтобы позволить добраться до открытой воды; после этого он мог бы вручную надуть свиной пузырь и под покровом ночи поплыть к берегу. Чтобы собрать все, что нужно для осуществления этого плана, потребуется самое меньшее пять лет.
«Еще пять лет. Нет, это невыносимо».
Конор удваивал усилия, усиленно моргая, прижимая друг к другу кончики пальцев, пока они не переставали дрожать. Коронация сегодня вечером: он должен быть готов.
ГЛАВА 11
Корону королеве
Соленые острова готовились к празднику. Британское королевское судно «Виктория и Альберт II», колесный пароход длиной сто метров, царственно покачивалось на волнах пролива Святого Георга, которые мягко, словно пальцы ребенка по воздушному шару, постукивали в его борта. Саму королеву удобно устроили в одних из роскошных апартаментов дворца. Она записала в дневнике: «Атмосфера трудолюбия, заметно ощущающаяся в этом миниатюрном королевстве, кажется удивительно забавной. Глядя с балкона на бойкую торговлю внизу, чувствуешь себя почти как в Лилипутии Свифта».
Почти каждый клочок квадратного километра Большого Соленого был убран к празднику: южную оконечность острова украшали пики с ало-золотыми флагами; улицы Форта-на-Мысу раскрасили полосами тех же цветов. Каждый человек с молотком забивал, где мог, гвозди, а каждый человек без оного развешивал на этих гвоздях флаги. Даже боги погоды благоволили к этому дню, заливая маленькое королевство потоками солнечного света, рассыпающегося искрами на волнах. Южные утесы, обрамленные бахромой белой пены, утратили свою мрачность.
У представителей мировой прессы возникало ощущение, будто Королевство Соленых островов — оазис спокойствия среди политического ужаса Европы. Они посиживали в тавернах на берегу залива Фулмар, обжигая глотки традиционно острыми оладьями и тут же охлаждая их крепким ирландским пивом. Ни один журналист и ни один человек, могущий создать проблему, не был допущен на Малый Соленый.
Внешне преобладали счастье и довольство, но, как это часто бывает, сквозь поверхность проглядывало нечто совсем другое. Многие в королевстве были несчастливы. Налоги увеличивались, равно как и пошлины на импорт. Общественная деятельность была настолько урезана, что почти перестала существовать, и гражданство охотно предоставлялось самым разным сомнительным типам, которые потом получали высокие должности в армии Соленых островов и лучшие казармы тоже. В основном это были украшенные шрамами ветераны, высаживающиеся в порту с мешками, в которых бряцало оружие. Бонвилан расширял свои ряды за счет наемников, избавляясь от новобранцев. «Создает собственную армию», — поговаривали многие; хотя маршал утверждал, что просто защищает принцессу от революционеров.
Когда-то капитан Деклан Брокхарт страстно протестовал против политики Бонвилана, однако теперь его осаждали собственные демоны. Кэтрин Брокхарт тоже терзала печаль, хотя она таила ее в себе ради их полуторагодовалого сына Шона.
Горе Деклана было так велико, что буквально пожирало его изнутри, окутывало, словно плащ, лишало аппетита и сил, иссушало тело. Деклан Брокхарт быстро старился. Кэтрин уговаривала его не поддаваться мрачному настроению, всячески бороться с ним.
— Теперь у нас есть другой сын, Деклан. Маленькому Шону нужен отец.
Его ответ всегда представлял собой вариацию следующего:
— Никакой я не отец. Конор умер, исполняя долг, который должен был исполнить я. Моя жизнь кончена. Исчерпана. Я мертвец, который почему-то все еще дышит.
Деклан Брокхарт сторонился близких контактов, страстно желая быть наказанным за свою якобы провинность, и все больше замыкался в себе. Он вернулся к своим служебным обязанностям во дворце, но манера его поведения полностью изменилась. Если раньше люди служили ему из преданности, то теперь повиновались из страха. Он гонял их и в хвост и в гриву, часто и с легкостью карая достойных солдат, годами бывших на его стороне. Ни одно упущение, даже самое малое, не оставалось безнаказанным. Во мраке ночей Деклан бродил по Стене Соленых островов, выискивая нерадивых караульных. Понижал солдат в звании, урезал зарплату, а в одном случае караульный был уволен за то, что клевал носом в будке дозорных.
