Глеб Голубев - Искатель. 1971. Выпуск №5
— Неужели вы думаете?..
— А вы нет? Если он не нашел того, что искал, и если этому человеку море по колено, то логично предположить, что поиски будут продолжаться. Вы играете в белот?
— Плохо… — буркнул Андреев, несколько удивленный неожиданным вопросом.
— Вот видите, но лучше, если вы проиграете в белот, чем если случится кое-что похуже. Значит, на эту ночь я пришлю вам партнера для игры в белот. А завтра утром другой товарищ проводит вас на работу. Вы разрешите позвонить?
— Телефон в холле…
— Знаю, — сказал я, поднимаясь. — Кстати, это была ваша первая ошибка в разговоре со мной. В следующий раз, когда будете рассказывать, что кто-то пришел к вам с противоположного конца города, чтобы сообщить бог знает какую чушь, сперва спрячьте телефон. Иначе вам никто не поверит. А впрочем, и это не поможет. Ваш номер есть в справочнике…
После этого поучительного замечания я вышел в холл, а хозяин принялся наводить порядок.
— Меня обокрали! — мгновенье спустя крикнул Андреев. В голосе его звучало облегчение, да, почти так. — Нет моего нового костюма… и денег нет…
— Сколько денег?
— Немного, конечно: пятьдесят левов. Но важно, что их нет. Значит, это просто кража!..
— Пусть делают выводы те, кто хоть немного разбирается в технике краж, — ответил я, подходя к телефону.
Поднял трубку. Гудка нет. Подул, потом дернул шнур. В моей руке лежал оборванный провод.
— У вас отрезали шнур, друг мой, — сказал я Андрееву, стоявшему на пороге комнаты.
— Как это?..
— Так вот и отрезали, — объяснил я, показывая оторванный конец. — Слишком серьезные предохранительные меры для такой пустяковой кражи.
Затем повернулся и вышел, оставив Андреева в его разгромленной комнате.
На бульваре я из первого же таксофона позвонил в управление и отдал необходимые распоряжения. На этом мои служебные обязанности на сегодня завершены. Не очень-то рано — почти час ночи!
Улицы пусты, и — самое главное для меня! — закрыты все — предприятия общественного питания. Хорошо, что в центре города есть одно исключение. Итак, я направляюсь к центру, подытоживая мысленно результаты следствия. Для трехдневного расследования у меня в руках не так уж мало фактов. Но все же недостаточно, чтобы завершить его. Какой-нибудь шутник может опять поинтересоваться: «Эй, ну что ты ждешь, почему не хватаешь Танева за шиворот?» Терпение, дружок, терпение. Мы работаем по плану.
Ресторан гостиницы «Рила» еще открыт. Я выбрал себе столик рядом с оркестром не из любви к музыке, а потому, что его обслуживает мой приятель. Он быстро взял заказ и так же быстро перешел к теме «Сегодняшний матч». Я остановил его именно тогда, когда он описывал, как «нашим» забили роковой гол.
— Худо, — проговорил я, — но еще хуже, что я ужасно голоден.
— Извини, — понял приятель и исчез на кухне, оставив меня наедине с моими мыслями.
А впрочем, не совсем наедине, ибо у меня над головой загрохотал оркестр. Я вообще не большой любитель чардаша, а чардаш на пустой желудок — это просто невыносимо. Хорошо, что я предусмотрительно заказал бифштекс. Значит, музыка натощак будет недолго.
Съев бифштекс, я заказал коньяк.
— Как коньяк? Без кофе? — удивился мой приятель.
— Ну раз нужно, давай и кофе, — сдался я.
Что до меня, то пить коньяк с кофе — значит просто портить себе удовольствие и выбрасывать деньги на ветер. Однако мой приятель официант другого мнения. Ну ладно… В этот момент мысли мои были уже далеко. У Илиева сильно пахло сиренью. А вот у Андреева этого запаха не чувствовалось. Правда, при таком резком запахе скипидара нежный весенний аромат вряд ли почувствуется. Вообще, меня уже начинает тошнить от этого расследования с запахами — мастики, сирени, скипидара.
Я выпил коньяк и попросил счет, покорно выслушав рассказ об окончании матча.
— Выходит, побили наших, — проговорил я сочувственно, хотя я сам, если вам угодно знать, не отдаю предпочтения ни одной команде. Команда… Очень она мне нужна, раз я так и не стал вратарем мирового класса.
— Побили, — грустно проговорил приятель. — Не успели наши отыграться…
— Дай мне счет, — напомнил я. — И не вписывай оркестр. Я не танцую.
Я заплатил, сказал ему на прощанье еще: «Во втором круге отыграемся», и вышел.
Ночь. Софийская ночь. Белый неоновый свет падает на безлюдные улицы. Сияют витрины магазинов. Кожаные пальто. Женское белье. Хрусталь, сервизы, сувениры. Когда-то, в начале моей карьеры, я попал в аварию на мотоцикле. Тогда улицы не были еще расчищены после бомбардировок. Помещения магазинов зияли, как черные провалы. Кое-где привратники успели уже соорудить из битого стекла и дощечек некое подобие витрин, за которыми лежали дешевые пуговицы и туфли на картонных подметках. В воздухе еще держался смрадный запах пожарищ.
А теперь — асфальтированные улицы, неон и освещенные витрины. Именно мимо них и шагает ваш Петр Антонов, думая о прошлом и нынешнем дне города. «Моего города», — как любят выражаться некоторые поэты. Почему твоего, а не моего, скажем? Только потому, что ты воспел его светлым и чистым? Мое почтение. Ведь и я принадлежу к тем, кто болеет душой за его чистоту. Хорошо, что я не очень честолюбив. Профессия у нас такая — хвастаться не любим. Ходим скромно, незаметно. В ночной тиши.
ГЛАВА 5
И настал вечер, и настало утро, день четвертый — как сказано в святом писании.
Этот четвертый день, как и полагается в понедельник, я начал в служебном кабинете. Хватит шляться в гости. Не мешает кое-что записать. Иначе некоторые из моих коллег могут меня высмеять. Ничего удивительного не будет в том, если они назовут меня не инспектором, а инкассатором. Хотя я не уверен, что это заставит меня изменить свои привычки. Общайся с людьми в привычной для них обстановке — вот мой девиз, или, как говорят журналисты, мой личный почерк. Привычная обстановка — это не только нагромождение мебели, но и своеобразное личное досье. Умей только его прочитать.
Но сейчас все мое внимание поглощено канцелярщиной. Проверка картотеки, документов, экспертизы, справки по телефону — вообще, тьма бюрократических дел. Не помню, говорил ли я вам, но в нашей работе нет ничего общего с крылатой романтикой заокеанских криминалистов. Там люди работают с размахом: инспектор погружается в пучину преступного мира, разбивает кулаком носы и скулы, его самого мнут, как вареную картошку, он стреляет во все стороны из «люгера», получает смертельные ранения, не мешающие ему в конце концов поймать всех убийц и передать их своему шефу, а у того уже заранее готово распоряжение о повышении инспектора по службе. Разве у нас так бывает? Вместо поединков, стрельбы и героизма — канцелярщина.
