Виктор Вучетич - Искатель. 1976. Выпуск №6
Это было полушутливое-полусерьезное предложение, но за шутливостью стояли напряжение и боль — Лорка почувствовал это сразу. Почувствовал и решил еще больше обострить ситуацию. Оглядев врача, он негромко, но уверенно сказал:
— Нельзя вам на Кику, Герман Петрович.
— Почему?
— Стары, — отрезал Лорка.
Соркин засмеялся открыто, но несколько принужденно, была в этом смехе и дань уважения за откровенность.
— Да вы и сами знаете об этом, — продолжал Лорка, — уже не та реакция, не та выносливость, настрой мыслей.
Соркин досадливо поморщился и снова провел ладонями по лицу.
— Федор, — в голосе врача звучали непривычные просительные нотки, — ведь от вас в конце концов зависит, пойдет Виктор в экспедицию или нет.
— Совершенно верно.
— Так вот, я прошу вас, убедительно прошу — откажите ему.
— Почему? — довольно резко спросил Лорка.
Соркин шумно вздохнул, очевидно подавляя внезапное раздражение.
— Все очень запутано. Просто я никогда не прощу себе, если с Виктором на Кике случится несчастье.
— Так, — жестко констатировал Лорка. — Стало быть, ради вашего спокойствия я должен покривить душой. Обеспечить Виктору спокойную жизнь на Земле, а вместо него на опасное дело взять другого?
Лорка ждал бурной реакции, но ошибся. На крупном лице Соркина появилось беспомощное, даже жалкое выражение.
— Все так запутано, — безнадежно повторил он. — Вы правы, Федор. Достаточно того, что я покривил душой, когда так настойчиво рекомендовал Виктора в экспедицию.
Скосив глаза, Лорка наблюдал за Соркиным. Тот сидел, откинув крупную голову. Его лицо казалось темным, почти черным.
— И все из-за Эллы? — негромко спросил Лорка.
— Да, — тяжело ответил Соркин, — она совсем смяла меня. Хотя я не устаю благодарить судьбу за встречу с ней.
Лорка подумал о том, как хитро все запутано в этом чудном и чудном мире. Как незаметно крохотная ложь оборачивается недоразумением, а недоразумение — драмой.
— Не терзайте себя понапрасну, — мягко сказал Лорка. — Если Виктор и не пойдет сейчас на Кику, он пойдет потом на другую, может быть, еще более опасную планету. Мир отваги, риска и удачи — его стихия, он рожден для него. А вот как сделать экспедицию на Кику более безопасной, стоит подумать всерьез. И тут, Герман Петрович, вы можете сказать очень веское слово.
— Слушаю вас, — без особого воодушевления ответил Соркин.
Лорка понимал, как трудно ему сразу перестроиться, отвлечься от тяжких мыслей, поэтому вел свой рассказ неторопливо и очень пространно. Соркин довольно быстро «отошел» — Сказывалась многолетняя тренировка — и активно заинтересовался странной судьбой кикианской экспедиции.
— Меня самого удивляла цепочка несчастий с кандидатами, — признался он, — но я считал это случайностью.
— На этот счет есть и другое мнение, — дипломатично не останавливаясь на земной версии, Лорка со всех сторон обрисовал космическую. Соркин слушал внимательно, но без особого энтузиазма, отдавая традиционную дань скептицизму в отношение инопланетного вмешательства. Однако он мгновенно насторожился, как только Лорка упомянул о таинственном рибонуклеиде, найденном в вине.
— Я осведомлен о контрольных опытах, но и понятия не имел, откуда взялся этот странный стимулятор, — Соркин задумчиво поглаживал свой квадратный подбородок. — Все рибонуклеиды действуют мягко, я бы даже сказал — деликатно. Они могут обострить память, эмоции, лишить сна или, наоборот, усыпить, но заставить человека галлюцинировать, а тем более кинуться в бушующие волны или в овраг — это исключено.
Несмотря на безапелляционность заключения, Соркин еще не высказался до конца.
— Расскажите-ка мне еще раз, как вас угораздило нырнуть в овраг.
Он выслушал, не перебивая, и глубоко задумался.
— Так-так, — пробормотал он и вдруг спросил: — Вы очень любите летать?
Лорка усмехнулся.
— Если бы не любил, кой бы черт понес меня в космонавты?
Соркин покивал головой, но чувствовалось, что ответ его не удовлетворил. Он поиграл пальцами в воздухе, точно пытаясь поймать нечто невидимое.
— Я не о том. Я имею в виду первозданную жажду птичьего полета в голубом просторе.
— Понимаю, — вздохнул Лорка. — Какими только способами я не пробовал летать! Прыгал в воду как только мог, прыгал с обрывов на мягкие песчаные склоны. Но, увы, летать, как птица, мне удавалось лишь во сне.
Лорка покосился на Соркина. Тот слушал внимательно, терпеливо.
— Впечатления от этих волшебных полетов во сне были у меня пронзительно яркими. Наверно, моим дальним предком, архипрабабушкой, была сильная и ловкая обезьяна, как птица летавшая с дерева на дерево. Иначе откуда все это?
— Вот вам и объяснение, Федор. Рибонуклеид может сыграть роль превосходной смазки, растормаживающей родовую память. Мощная волна наследственных впечатлений на короткий срок может полностью затопить сознание.
— И заставить человека прыгнуть в овраг? — быстро спросил Лорка.
— И в овраг, и в море, и через расщелину, — уверенно ответил Соркин.
— Но почему же, — Лорка размышлял вслух, хмуря брови, — почему же я не начал взбрыкивать сразу после того, как выпил вина?
Соркин пожал плечами.
— Какое-то время нужно для усвоения. Не исключено, что у рибонуклеида длинная экспозиция. Кроме того, соединения типа РНК охотно вступают в реакции. А даже легкие трансформации таких соединений могут менять их активность в сотни и тысячи раз. Разумеется, это предположение, и только.
— Разумеется, — согласился Лорка, но сразу вспомнил Эллу. И ее рассказ о том, что ее укусила не то муха, не то пчела. Впрочем, эту проблему можно было отложить и на потом, чтобы обдумать и рассмотреть ее со всех сторон. Была другая, откладывать которую Лорка не хотел.
— Герман Петрович, — сказал он негромко, — вы врач, член комиссии по отбору космонавтов. Вы не можете не знать, что случилось с Тимуром Корсаковым. Что? Почему из его смерти делают тайну?
Соркин великолепно владел собой. В его лице ничего не изменилось, оно как было, так и осталось несколько сумрачным, четко вылепленным лицом. Но Лорка сейчас, когда он начал разговор о Тиме, был похож на тончайший психологический инструмент. Он сразу понял, что его сомнения имеют под собой какую-то почву.
— Герман Петрович, — он говорил теперь почти умоляюще, — Тимур был мне другом. Самым близким другом.
— Я могу сказать вам только одно, — проговорил Соркин, — не торопитесь с выводами. Подождите.
Лорка повернулся к нему так резко, что шезлонг покачнулся.
