Алексей Федосов - Лекарь
— Пожалуй, не откажусь, у вас вкусный кофе, получается. Ненавижу кардамон, а вы его не кладете в напиток.
— Я сам его не люблю, жены обожают, а я нет. — Он налил воды и пододвинул на угли кувшин с водой.
— Мухаммад, еще не настолько стар, чтоб ты разговаривал со мной как с глубоким стариком, хотя приятно.
Вся моя беда свершилась, когда мы шли через каменный распадок, день был до изумления жаркий, верблюды не хотели идти, и мы были вынуждены остановиться на ночь там, где никогда не останавливались. Вечер и начало ночи прошли спокойно, а потом случилось такое, что я ни забуду никогда. Небо заволокло черными, как душа иблиса, облаками, из них в многострадальную землю били молнии, они подбирались к нам всё ближе и ближе. Порывами ветра раскидало костер горевший, как и этот перед входом в палатку. Наступила кромешная тьма, озаряемая только вспышками. Очень резко похолодало, песок и мелкие камни летели в лицо, били по спине и голове, стали громко реветь верблюды, сбившиеся в кучу, сорвало и унесло палатку, раскидало все вещи. Мы прятались между камнями, стараясь укрыться от гнева аллаха. А потом небеса разверзлись, и оно упало на нас. Земля мгновенно промокла и превратилась в жидкую грязь, которая облепила каждого из нас. Мы пытались встать и падали, если кто решался сделать шаг, то не мог вытащить ноги, а если и смог, поднять её не было сил. Казалось это все длится вечность. И когда все стихло, нам сперва показалось, что мы оглохли, и в этой тишине мы услышали вой шайтанов, он приближался быстрей, чем может бежать самый быстрый верблюд, чем он был ближе, тем грозней становился.
Он посмотрел на меня, в его глазах стоял страх пополам с горечью, — Напоследок сверкнула молния и, в её свете я увидел свою смерть, она накатывалась на меня в виде белопенного вала воды, сметающего все на своем пути. Упав на колени, взмолился Аллаху о спасении души. Мне повезло, меня задело только краем, закрутило и швырнуло на взгорок, стукнулся головой о камни и очнулся, только когда свет наступающего дня озарил далекие горы. Я лежал по пояс в ледяной жидкой грязи, с трудом выбравшись из нее, я стал кричать, призывая своих людей, они стали откликаться и, как только утро наступило, мы увидели, что потеряли. Погиб каждый второй верблюд, пять человек утонули, а семерых мы так и не нашли. Мы теперь никогда там не ходим, хоть и прошло пять лет с того дня.
— Яхья, ты один заболел или ещё были ещё?
— Через год умерло трое, они стали кашлять кровью. А у меня сначала все было хорошо, но потом с каждым годом всё хуже и хуже. Я и сейчас могу сходить с ужасной болью. При этом, как только холодает, сил нет терпеть. Ты поможешь мне? — В его взгляде было столько мольбы и ожидания чуда.
— Яхья, ты не ответил как у тебя с женами?
Он отвернулся и буркнул, — Ни как, уже скоро полгода. Старшая, Алхена, ворчать начала, а младшие …. — он махнул рукой. — Люблю я их. Вот они и сели на шею.
Грубое лицо, изрезанное морщинами в миг преобразилось, когда улыбка появилась на его губах.
Мы бы разговаривали бы ещё очень долго, но пришел Ибрагим и второй кочевник, они молча прошли и уселись на свои места. Яхья спросил, ему ответили, он пожевал губы, окинул нас с Ибрагимом задумчивым взглядом, остановил его на мне, — Так ты сможешь мне помочь? Вас ищут стражники, ночью вам надо уходить, — Он говорил это, с задумчивым видом разглядывая меня и моего спутника. Если вы пойдете одни, вас догонят, нас они остерегаются трогать, в пустыне…. Бывает,… в пустыне люди пропадают, и не один, а целые отряды.
— Наверное, смогу, если ты оставишь человека здесь, он купит нужные травы, я расскажу какие, и потом догонит нас.
Он пристально посмотрел мне глаза, я не отвел взгляда, он кивнул, — Да будет так. Вы пойдете с нами.
Второй кочевник сидевший до этого спокойно при этих словах, стал возражать, вернее хотел, но Яхья в двух словах погасил его пыл. — Ступай и скажи остальным, что мы выступим, как только луна взойдет над башнями, иди.
— Яхья, кто ты?
— Зачем тебе знать? От многих знаний большие беды. А этот, — Он кивнул головой в сторону ушедшего. — Мой сын, младший, подарил мне всего двух внуков и думает, что может меня поучать. Вот его я и оставлю.
***Верблюды ступали размеренным шагом, казалось, что они едва идут, а мне приходилось почти бежать. Когда мы отошли от стен города луна только начала подниматься, а сейчас она уже клонилась к горизонту. Помню в детстве, я впервые увидел караван, он проходил не вдалеке от нас, медленно и торжественно, Я стоял, разинув рот, а потом не известно чего испугался, когда один из идущих верблюдов вдруг повернул голову в мою сторону и ощерил свои зубы. Меня это так потрясло, что, зарыдав, зарылся в материнские юбки. Может тогда, у меня появилась «любовь» к этим тварям.
Половину пути я провел сидя в удобном седле, даже сумел задремать….
«Смотри, проговорил за моей спиной голос, это всё может быть твоим. Ты должен только сказать, да. Видишь? Видишь это? Не отводи, взгляд и не зови своего бога, он не поможет тебе. Они прекрасны, они подарят тебе истинное наслаждение, познаешь рай.
С — смотри…. С — смотри …»
Я очумело затряс головой, прогоняя остатки сна и осматриваясь по сторонам. Всё было по-прежнему, однообразная поступь верблюдов, пересыпающийся с каждым шагом песок, не громкие голоса людей. И над всем этим огромная, как блюдо, луна, освещающая путь.
У меня ломило всё тело, и начинало стучать в висках, а затылке наливалась тяжесть.
«Приснится же такая дрянь, когда ни будь можно заикой проснуться. Как-то мне не того, не хорошо, только простыть не хватало, хороший лекарь, самого лечить надо. Как там мой больной? Шагает впереди….»
Справой стороны шло человек десять, столько — же и с другой. Караван раскинулся по пустыне широким потоком.
Давно я слышал одну историю, про феллахов, которым удалось, уйдя в пустыню разбить отряд стражи отправленной за ними следом. Тогда долго судачили про это. Ни кто не мог понять, как им это удалось. В своих измышлениях дошли до того, что стали выдумывать всякие россказни: мол, им помог всевышний, покарал несправедливость, даровав победу, чести и достоинству. Вернувшиеся живыми, стражники, молчали. Ничто не могло заставить их открыть рот. Я лечил одного из них и всё что смог узнать, — Они не люди, они порождение шайтанов, люди, так не бьются. — И замолчал. На вопросы ничего не отвечал, только загадочно улыбался…. Его через два дня нашли с перерезанным горлом…. Я молчу до сих пор. Кто его знает, что или кто напал и убил почти весь отряд в двести человек. А феллахов, никто, никогда, нигде больше не видел. Пустыня умеет хранить свои тайны.
конец третьей главы.
Глава четвертая
Удар, второй, тело извернулось, уходя на шаг в сторону. Но коварный враг не спал, окончание шеста, как змея скользнув, смачно врезалось в бок, сбивая дыхание. В груди захрипело, стало колоть в правом боку, руки враз ослабели и стали опускаться. Уже не думая о нападении, стал отступать назад, беспорядочное удары посыпались со всех сторон, один из них достиг цели. С глухим звоном, отдавшимся во всей голове, я сел на задницу, откинул посох в сторону и выставил перед собой руки, — Всё! Сдаюсь.
Но врагу моему, не ведомо милосердие. Мне ещё раз досталось по шлему, одетому на чалму.
— Бери своё оружие и сражайся, неверный пес. — С этими словами ткнули в плечо.
— Помилуй меня доблестный воин и я помогу тебе.
— Мне не нужна помощь врагов….
— Но я не враг тебе, а друг.
— Ты не обманешь меня, христианская собака.
Пока мы разговаривали, он подошел ближе, я ухватил за шест и дернув опрокинул его на себя. Он упал в мои объятия, и мы покатились по песку, мгновение и он оказался прижат моим телом. Не много по сопротивлявшись, закричал, — Так не честно, ты не должен был так делать.
— А как я должен был делать? — Ответил я и отпустил. Он вскочил на ноги, отбежал в сторону. Присел на корточки, выставив мосластые коленки, почесав бедро, скривился от боли. И уставился за мою спину, по звуку шагов к нам кто-то подходил.
— Что Мухаммад, побили тебя?
Оглянувшись, увидел подходящего Ибрагима.
— Я тебе предлагал:- «давай поучу», а ту всё время отказываешься. — Он остановился рядом со мной.
Подхватив свой посох, встал, нагнулся и поднял оружие своего противника, протянул ему,
— Так я и не отказываюсь, просто не было повода.
Он взял его в руки, крутанул, махнул пару раз, со свистом разорвав воздух. Опустил в ноге, — как биться будем?
— Голова убит, тело ранен, рука перекладываешь в другую.
— Идет.
«Сейчас из меня будет один большой кусок мяса. Что там дальше то….»
В ушах зазвучал голос учителя: — «Так, мелюзга, я дважды повторять и показывать не буду, смотрите и запоминайте»
