Клайв Касслер - Ночной рейд
— Мои соотечественники-французы погубили пятьдесят невинных человек, пытаясь убить меня. Тебе повезло, Жюль, что я не обвиняю никого из партии сторонников свободного Квебека. Грубое нарушение закона и кнут нанесли бы непоправимый урон твоему делу.
— Даю тебе честное слово, что партия сторонников свободного Квебека не имеет никакого отношения к крушению самолета.
— А что ты скажешь о террористах из «Общества свободного Квебека»?
— Никогда не поощрял и не прощал действия «Общества свободного Квебека», — сказал, защищаясь, Гуэррьер.
— Всего лишь пустые слова. Ты ничего не сделал, чтобы прекратить их.
— Они как призраки, — запротестовал Гуэррьер. — Никому не известно, кто их возглавляет.
— Что же будет после провозглашения независимости, когда он предстанет перед общественностью?
— Как только Квебек получит независимость, не будет причины для существования «Общества свободного Квебека». Он и его организация зачахнут и уйдут в небытие.
— Ты забываешь, Жюль, что террористические движения имеют отвратительную привычку превращаться в законные и формировать оппозиционные партии.
— «Общество свободного Квебека» будет запрещено новым правительством Квебека.
— С тобой во главе, — добавил Сарве.
— Надеюсь, что да, — сказал Гуэррьер без намека на эгоизм. — У кого еще есть мандат народа на создание нового славного государства?
— Желаю удачи, — скептически сказал Сарве.
Он думал, что нет никакого смысла в страстных утверждениях Гуэррьера. Французы всегда были мечтателями. Они думают лишь о возвращении к романтическим временам, когда во всем мире царила геральдическая лилия. Благородный эксперимент потерпит неудачу, не успев начаться.
— Я не буду стоять на твоем пути. Но предупреждаю тебя, Жюль, никаких радикальных выступлений, никакого нарушения политического равновесия, которые могли бы оказать неблагоприятное воздействие на остальную Канаду.
— Уверяю тебя, Шарль, — доверительно сказал Гуэррьер, — рождение пройдет мирным путем.
Это доказывало лишь то, что обещания были напрасны.
Вийон был взбешен, Даниэла видела все признаки этого. Он подошел и сел рядом с ней на скамье около больницы. Она молча дрожала от холодного весеннего воздуха, ожидая взрыва, который последует обязательно.
— Негодяй, — наконец вырвалось у него. — Лукавый негодяй отдал Квебек Гуэррьеру без борьбы.
— До сих пор не могу поверить в это, — сказала она.
— Ты знала, должна была знать, что на уме у Шарля.
— Он ничего не говорил, не было никаких признаков.
— Почему? — прервал он с яростью на лице. — Почему он так резко изменил свои взгляды на объединенную Канаду?
Даниэла не отвечала ни слова, храня молчание. Она инстинктивно боялась его злобы.
— Он вытаскивает ковер у нас из-под ног, мы не успели еще построить мощную базу. Как только мои партнеры в Кремле узнают об этом, они отзовут все свои начинания.
— Что может выиграть Шарль? С политической точки зрения, он совершает самоубийство.
— Он затеял хитрую игру, — сказал Вийон, восстанавливая равновесие. — С дряхлым, старым дураком у руля Квебек будет не более чем марионеточным режимом Оттавы, умоляя о подачках, долгосрочных займах и торговых кредитах. Как государство Квебек еще хуже, чем провинция.
Она посмотрела на него, выражение ее лица стало суровым.
— Но так не должно случиться.
— О чем ты говоришь?
Она сжала ему руку.
— Похорони «Общество свободного Квебека». Действуй открыто, организуй кампанию против Гуэррьера.
— Я недостаточно силен, чтобы пойти против Жюля.
— Французы отчаянно нуждаются в более молодом, более напористом лидере, — настаивала она. — Анри Вийон, которого я знаю, никогда не пойдет на поклон к английской Канаде или к Соединенным Штатам.
— Твой муж уничтожит меня до того, как я успею сделать и полшага. Не имея времени для создания новой организации, всё это просто невозможно.
— Да, если Жюль Гуэррьер внезапно не погибнет.
Впервые Вийон рассмеялся.
— Маловероятно. У Жюля могут быть перечислены все возможные заболевания в его медицинской карточке, но сила духа позволит ему пережить нас всех.
На лице Даниэлы отразилось удивительное напряжение.
— Жюль должен умереть за дело спасения Канады.
Вывод был кристально понятен. Вийон вернулся к своим мыслям и хранил молчание почти целую минуту.
— Убийство тех пятидесяти было другое дело, это были инородцы. Их смерти были политической необходимостью. Но Жюль — преданный француз. Он сражался в течение более длительного времени, чем все мы.
— За нашу победу это ничтожная цена.
— Цена никогда не бывает ничтожной, — сказал он, как человек, который погрузился в свои мечты. — Недавно я думал о том, кто умрет последним перед тем, как всё будет кончено.
33
Глай перегнулся через испачканную раковину к зеркалу и приступил к изменению своего лица.
Наложил протез, изготовленный из белого пенистого каучукового латекса, на свой сломанный нос, удлиняя кончик и поднимая переносицу. Это фальшивое дополнение приклеивалось терпентинным маслом, оно было подкрашено специальным косметическим составом, предназначенным для тонирования поверхности каучука. Свой измененный нос припудрил полупрозрачной пудрой, чтобы избавиться от блеска.
Его естественные брови были выщипаны. Он отклеил искусственные брови с подложки и начал наклеивать креповые волосы терпентиновым маслом, аккуратно размещая отдельные крошечные пучки на месте с помощью пинцета. Дуга новых бровей размещалась выше, они были более густыми.
Сделал паузу, отступил от зеркала назад на некоторое время, сравнивая свою работу с фотографиями, приклеенными к нижнему краю зеркала. Удовлетворенный своими достижениями, добавил несколько оттенков более темного цвета, чем белый, к светлому косметическому средству и нанес его на лицо, начиная от точки на подбородке вдоль линии челюсти до точки под каждым ухом. Далее под подбородком нанес бледный землистый тон. В результате его художества овальная челюсть приобрела более прямоугольный, точеный вид.
Выровнял губы, покрыв их основным косметическим средством, а затем провел линию под нижней губой соответствующей по цвету губной помадой. Губы стали толще и более выпяченными.
Теперь очередь дошла до контактных линз. Эта часть работы вызывала у него отвращение. Изменение цвета глаз с коричневого на серый было равноценно изменению души. Теперь, после установки линз, он не узнавал Фосса Глая в этом человеке.
