Роберт Хайнлайн - Искатель. 1993. Выпуск №3
— Она просто не реагирует?
— Врачи поговаривают о лечении шоком. Инсулиновым шоком, а не электрическим.
Внезапно он почувствовал смертельную усталость. Ну сколько может человек вынести?!
А Джек продолжал:
— … форма амнезической кататонии. Она смотрит на предметы и, похоже, видит их, узнает меня, когда я вхожу в комнату, но у нее словно отсутствует всякая эмоциональная реакция. Ее можно повернуть, толкнуть, и она пойдет по комнате так же покорно, как заводная игрушка. Она ест сама, если перед ней поставить еду, но, кажется, не обращает внимания, что именно ест. Съела целую тарелку телячьей печенки прошлым вечером, а вы знаете, как она ненавидит это блюдо. Но она даже не заметила. Как если бы произошло короткое замыкание между вкусовыми нервными окончаниями и мозгом. Когда я прихожу к ней, она знает, кто я, но не осознает, какое отношение я к пей имею.
Когда Пол повесил трубку, в кабинет вошел Данди. Он взглянул на его лицо и встревоженно спросил:
— Пол, что случилось?
— Я не в состоянии об этом говорить, Билл. Только не сейчас.
Вечером на улице он заметил боковым зрением подозрительную фигуру, но не остановился и не повернулся, а продолжал идти и смотреть прямо перед собой. Пол шагал быстро, он не мог показать, что бои гея. Жизнь внезапно стала ему очень дорога. Может, это его воображение, может, никого нет, только эхо его собственных шагов, его собственная тень, скользящая по оштукатуренной стене? И все же он не оглядывался, не мог. Оставалось полквартала…
— Эй, постой-ка, дядя.
Голос прикоснулся к нему, подобно лезвию к позвоночнику.
— Стой! Повернись, белая крыса.
Он замер, плечи его напряглись в ожидании насилия.
— Дядя, я сказал повернуться.
Произнесено тихо, слегка подрагивающим голосом. Голос, юноши, звучащий со злой бравадой, чтобы скрыть страх.
Это ошеломило его. Боже мой, он боится так же, как и я.
И когда Пол медленно повернулся, чтобы взглянуть в лицо своему страху, он услышал, как, щелкнув, открылось лезвие ножа. И его захлестнул яростный гнев.
Его бросило в жар. Поворачиваясь и глядя на нападавшего, Пол стал вынимать носок с монетами из кармана. Затем резко взмахнул рукой, стремясь поразить врага самым мощным ударом, на который был способен.
Мальчишка с ножом стал отступать в панике, прикрывая руками голову. Вот он повернулся и побежал…
Яростный взмах не достиг цели, и Пол едва удержал руку, чтобы монеты не раздробили его собственное колено, но тут же потерял равновесие и упал. Опираясь одной рукой, встал на колено и стал смотреть, как мальчишка, который был чуть ли не в два раза меньше его ростом и весом, убегал от него…
Улица была пустынна. Пол поднялся на ноги, но тут у него сдали нервы, он весь затрясся и был вынужден ухватиться за перила лестницы на крыльце соседнего здания. Он вцепился в них и медленно, как тяжелобольной, сел на ступеньку. Его тело пронзило тысячами мелких иголок, перед глазами все поплыло, а прилив неудержимого ликования придал его голосу мощь:
— А-а-а-а-а!..
В последние две недели он начал разговаривать с самим собой. Это его немного испугало: не дай Бог заговорить вот так на людях. Теперь он понимал тех, кто ведет себя подобным образом на улице: шагают в одиночку и ведут оживленные споры с воображаемыми спутниками, жестикулируют, отвечают на вопросы, которые никто им не задавал. Таких немало… Обычно сторонишься их и избегаешь встречаться с ними взглядом. Но теперь он их понимал.
— Спокойнее, — пробормотал он вдруг.
Пол чувствовал, что его переполняет мнимая храбрость, как и того паренька прошлым вечером. Одна случайная победа — и он стал смелым, как вооруженный охранник в тюрьме для слепых…
Тебе повезло. Тот мальчишка боялся. Но большинство из них ничего не боятся и запросто могут убить. Он вспомнил свою ярость и подумал: если бы он поступил так с бывалым грабителем, то сейчас был бы мертв или лежал в реанимационной палате, истекая кровью…
Его эйфория длилась двадцать четыре часа. Но пора и стать реалистом. Спасли его не храбрость и не примитивное оружие — кучка монет, а страх паренька. Может быть, у того это была первая попытка ограбления.
Пол включил телевизор. По одному из местных независимых каналов шел старый фильм из ковбойской серии: один из ковбоев защищает фермеров от наемных убийц. Пол смотрел фильм около часа. Вестерны всегда пользовались успехом, и его удивило, что он не понимал этого раньше. В них была история Америки. Одни люди обрабатывали землю, а другие — на лошадях, стремились эксплуатировать земледельцев. Герой каждого мифа был именно тем героем, который защищал земледельцев от налетчиков на лошадях, а постоянное противоречие заключалось в том, что и сам герой был человеком на лошади.
Но все же рациональное зерно в них было: нужно уметь драться за свое добро, иначе громилы на лошадях все отберут.
Нужно уметь драться. Вот чему учил герой земледельцев.
Мы преподавали этот урок самим себе тысячу лет, но так и не усвоили его.
Мне хочется драться. Вот именно, мне хочется драться.
Но не следует терять голову. Сердце подсказывает одно, разум другое, и сердце обычно бывает право, но все же не следует терять голову. А внутренний голос нашептывал, что в следующий раз уже будет не испуганный мальчишка, а бандит с огнестрельным оружием. Пистолету может противостоять только пистолет.
Джек подал ему стакан.
— Ваше здоровье.
Пол сел на кушетку.
— Значит, тебе кажется, что она действительно чувствует себя лучше?
— Доктор Мец сказал, что не теряет надежды.
— Они не собираются применять инсулиновый шок?
— Он хочет немного подождать — может, ей станет лучше и без него. — Джек подвинул стул и сел, положив локти на обеденный стол. На столе аккуратной стопкой лежала колода игральных карт. Джек, вероятно, замусолил их, играя в солитер. Он выглядел изможденным. — Думаю, больше ничего нельзя сделать. Надо просто ждать. Боже, но легче от этого не становится, папа. Смотреть, как она сидит на краю кровати и собирает пушинки…
— Мне бы хотелось повидать ее.
— Поверьте, вам от этого не станет лучше.
— Эти доктора не хотят, чтобы я с ней встретился.
— Я спрошу Меца, возможно, удастся что-то сделать.
Пол проглотил ядовитое замечание. Он знал, что если поднимет шум, то ему разрешат встретиться с дочерью, но было ли для этого достаточно оснований? И все же сейчас они вели себя так, словно он бедный родственник, да еще больной какой-то заразной болезнью. Он чувствовал себя оскорбленным. Но Джек казался каким-то жалким, глазами он умолял Пола больше не задавать ему вопросов, на которые он все равно не мог ответить.
