Нисио Исин - Tsubasa Tiger
Насколько я знаю, когда ты лечишь ребёнка, которого не любили родители, или, иными словами, которого мучили, пока он рос, сложнее всего заставить ребёнка признать, что его мучили.
Признать то, что тебя мучили.
Принять то, что тебя не любят твои родители, не так-то просто.
В большинстве случаев дети будут относиться к истине как к несуществующим событиям. Возможно, искажая факты, создавая какое-то объяснение или же делая вид, что этого никогда не было. Существует много вариантов этого состояния, но суть в том, что они закрывают глаза на реальность.
Да, я должна это признать.
Мои родители мучили меня, пока я взрослела.
Мучили всеми доступными им способами.
Никогда меня не любили.
Ни единой секунды меня не любили.
Но я никогда этого не понимала.
Я игнорировала собственную боль, думая, что такое происходит во всех семьях в большей или меньшей степени. Даже когда меня били по лицу, я не считала, что меня мучают. Я так не думала. Вот так я отрезала стресс как Кошка и делала вид, что его никогда не было.
В первую очередь, если вы спросите меня, что значит «терроризировать», объяснить будет очень легко, и в то же время очень сложно.
«Мучение» можно определить даже без насилия. Доведём до крайности – хотя на самом деле, такое мнение вполне распространено – мучить можно, даже балуя.
Мучить образованием. Мучить дисциплиной
Мучить заботой. Мучить происхождением.
Возможно, даже мнение, гласящее, что любое действие родителя можно интерпретировать как мучение, не так уж далеко от истины и вполне заслуживает права на жизнь. Всё-таки мы не считаем, что если жертва одобряет мучение, то его нет – это двусмысленный аргумент, но мы не можем творить правосудие, не понимая всей картины.
Потому я продолжаю настаивать на своём.
Я могла продолжать закрывать глаза, настаивая, что меня не мучают.
Меня не терроризировали.
Меня не забывали.
Я не помню, когда такое происходило.
Они сделали необходимый минимум, как родители…
Так ещё хуже.
Они сделали только минимум.
Самое малое, что они вообще могли сделать.
Вот как я должна об этом думать.
Меня мучили самой страшной пыткой, «нелюбовью» – и конечно, у них были оправдания.
Однако их оправдания не касаются ребёнка.
Любовь родителей к детям – это не обязанность, а чувство, и если они на него неспособны, то этим двоим никогда не стоило заводить детей.
Если ты можешь существовать, не чувствуя боли и не давая печали проникнуть в твоё сердце, то ты сможешь прожить жизнь, свободную от стресса, постоянно выкладываясь по максимуму в учёбе, спорте, логике и этике.
Если ты можешь существовать, не чувствуя тяжести неудач, не боясь предстоящих мучений и боли тела и разума, то ты будешь идеальным человеком во всех отношениях.
Правда об отличнице Ханекаве Цубасе.
Бесценный ответ на вопрос, почему я такая, какая я есть.
Я могу игнорировать скуку.
Я могу быть столь бесчестной, потому что я могу отдать других в жертву тьме и боли, рождённых всеми людьми.
Сендзёгахара-сан пришла бы в ярость, если бы услышала об этом.
Подумать только, она страдала два года – её двухлетняя борьба, которая принесла ей лишь боль, и я, не чувствовавшая боли и страданий, сумевшая переложить их на ваши плечи.
«Расстройство» не описывает моего состояния.
То, что я создала форму Чёрной Ханекавы только после того, как спуталась с Мартовской Кошкой, невероятно интересно, но как написано выше, Кайи был для меня лишь выключателем.
Ты – это только ты.
Кроме того, «третья» намного сильнее отрезана от меня, по сравнению с прошлыми двумя. Причина, как отмечено выше, в том, что я «научилась».
Когда я спросила Цукихи-тян, в чём секрет строительства карточной башни, она ответила:
– Нет никакого секрета. Тебе просто нужно привыкнуть. Я пытаюсь снова и снова. Даже ты сможешь также, Ханекава-сан, если попробуешь двадцать раз.
Это универсальная истина. И потому с каждым разом я отрезала от себя своё сердце всё чище.
Ты стала полноценной личностью.
Можешь назвать это психическим расстройством. Ужасные новости.
Вообще-то, дела обстоят намного хуже.
Всё-таки ты не единственный независимый Кайи, которого я отрезала от своего сердца в этот раз.
Возможно, я должна сказать, что среди нас есть ещё один.
Я отрезала Тигра ещё до тебя.
Если ты воплощение моего стресса, то Пылающий Тигр – воплощение моей зависти.
Также, как я не смогла бы дойти до идеи «нового вида Кайи», не поговорив с библиотекарем, также я не нашла бы это ключевое слово, не поговори с Карен-тян и Цукихи-тян, хотя теперь я абсолютно уверена, что так оно и есть, потому что слишком это слово мне знакомо.
Зависть.
Хотя, если честно, ещё позавчера слово «зависть» мне и правда было незнакомо.
Его даже не нужно было отрезать.
Я никогда никому не завидовала.
Всё-таки я та, кто может выполнить любое задание, не напрягаясь, в полную силу. До отвращения идеальная отличница.
Я никогда ни на кого не держала обиды.
Самым негативным чувством было недовольство: «Почему все не могут трудиться усерднее? Если бы только они старались».
Однажды за это чувство Арараги-кун меня отругал. Теперь оно мне кажется невероятно эгоистичным. В отличие от меня, все сражаются со стрессом в своей повседневной жизни, и именно потому, что я играю не по правилам, мне никогда не говорили:
– Если постараешься, сможешь всё.
Я закрыла глаза на чувства Арараги-куна, который ругал меня, ту, которая достигла всего именно потому, что никогда не старалась и не трудилась.
Потому мне незнакомо слово «зависть».
Ну, не могу сказать, что я никогда его не чувствовала, но могу сказать наверняка, что суммарное количество зависти, которое я чувствовала за свою жизнь, много ниже среднего.
Суммарное количество ненависти, отрезанной от моего сердца, мне известно.
Однако лишь за эти три дня это количество достигло предела.
Теперь я вспомнила.
Это случилось в день начала нового триместра.
Разбуженная пылесосом, я встала, умылась и оделась, и пошла в столовую завтракать, где обнаружила, что те, кого я должна называть отцом и матерью, уже завтракают.
Я приняла это зрелище как нечто нормальное и начала готовить завтрак. Но то, что я мгновенно отрезала воспоминания, то, что они были переписаны, не значит, что я не видела.
У них был одинаковый завтрак.
Хотя все мы жили в одном доме, мы жили раздельно, так как может быть, что один из них приготовил завтрак на двоих, и они ели вместе?
Теперь мне это кажется очевидным.
В то утро мне пришлось выбирать посуду, когда я готовила завтрак, – этого не должно было произойти.
