Мэри Стюарт - Гончие Гавриила
― Я здесь.
― Усвоила?
― Усвоила. Черт тебя побери, папа, вы, мужчины, все одинаковые, вы все из каменного века. Я могу прекрасно за собой смотреть, и ты это знаешь. В любом случае, что не так? Почему я не могу опять поехать, если хочется?
― А хочется?
― Ну, нет.
― Тогда попытайся не быть идиоткой в большей степени, чем тебя создала Природа. Как у тебя с деньгами?
― Нормально, спасибо. Но папа, ты же не думаешь на самом деле…
Ровным металлическим голосом вмешался оператор:
― Ваше время кончилось, желаете продлить?
― Да, ― сказала я четко.
― Нет, ― сказал мой отец одновременно. ― Иди, дитя мое, наслаждайся собой и жди кузена. Ничего я особенного не думаю, но предпочитаю, чтобы ты была с Чарльзом, вот и все. У него масса здравого смысла.
― Я думала, что он ужасно испорченный и живет только для собственного удовольствия.
― Если и это не говорит о здравом смысле, то я уж не знаю, что.
― А я?
― Господи, как ты похожа на мать.
― Благодарю за это Бога, ― сказала я едко, расхохоталась и повесила трубку.
По какой-то абсурдной причине я почувствовала облегчение и развеселилась. Поэтому я решила заняться серьезным делом ― как следует накраситься и подумать, что я хочу съесть.
С самого начала я планировала осматривать Бейрут лениво и в одиночестве. Действительно было бы идиотизмом раздражаться, что так и получилось. В любом случае, ничего не оставалось делать. Я отправилась путешествовать.
В Бейруте грязно, много народу и романтики не больше, чем в пригородах Лондона. Хотя я недавно и гостила в Дар Ибрагиме, то, чего я предварительно начиталась, заставляло ожидать чего-то необыкновенного. Вынуждена доложить, что ничего интересного не произошло, только я влетела в кучу несвежей рыбы и поломала босоножку. Я чуть не купила огромные бусы из бирюзы, а потом почти решила открыть банковский счет, как у Халиды, такими симпатичными были многочисленные тонкие золотые браслеты, нанизанные на проволоки в витринах. Но я поборола свои порывы и пришла на площадь Мучеников с очень жалкими покупками ― тюбиком крема для рук и огромной бусиной из бирюзы с золотом для «Порша» Чарльза. Только потом я вспомнила, что очень на него сержусь, и чем скорее на него подействует дурной глаз, тем лучше, я получу удовольствие, если даже вообще никогда ничего от него не услышу.
Уже темнело. Возможно, он приехал в Дамаск и уже позвонил… Я поймала такси и скоро остановилась в нескольких ярдах от своей гостиницы.
Первым человеком, которого я увидела, был Хамид, грациозно прислонившийся к стойке и беседующий с клерком. Это был уже новый клерк, но Хамид мне улыбнулся через фойе, сказал что-то этому человеку, и, не успела я подойти, как он уже проверил мою ячейку и завертел головой. Никаких посланий. Лицо, должно быть, выдало меня, потому что Хамид быстро спросил:
― Ждали чего-то важного?
― Только от кузена. Не видела его с прошлой ночи.
― Да? Его не было, когда мы вернулись утром?
― Уехал в Дамаск. Меня ждало письмо. Ему пришлось уехать рано. Я подумала, что он, может, уже приехал туда и позвонил… Да? ― Это клерку, который вдруг прервал разговор с печальным арабским джентльменом в красной феске и попытался привлечь мое внимание.
― Извините, мисс Мэнсел, я слышал, что вы говорили, и подумал, что, возможно, произошла ошибка. Звонок из Дамаска был, раньше. Мне показалось, что просят мистера Мэнсела, но, может быть, сказали мисс? Мне очень жаль.
― Но даже если это было и мне, то меня не было, ― сказала я разумно. ― Я только что вошла. В какое время?
― Недавно, может быть, с час. У меня только началось дежурство.
― Понятно. Спасибо большое, может, это и был нужный мне звонок. Не волнуйтесь, это неважно, если это он, то позвонит еще раз. Полагаю, он не оставил номера?
― Не думаю, но проверю. ― Он вытащил из ячейки Чарльза листок бумаги и вручил мне. Там только было написано, что имел место звонок из Дамаска в пять ноль пять. Ни имени, ни номера.
Я отдала его обратно.
― Ну что же, думаю, что сегодня больше из гостиницы не выйду. Поэтому, если он опять позвонит, вы меня соедините, правда?
― Конечно. Сразу же сообщу на коммутатор. ― Он поднял телефонную трубку и заговорил на арабском.
― Если бы вы знали, где он остановился, ― сказал Хамид, ― могли бы позвонить ему сами, прямо сразу.
― В том-то и дело. Боюсь, что не знаю. Он поехал к другу, а я совершенно забыла фамилию, даже не помню, слышала я ее раньше или нет, хотя, наверное, должна была. Я даже была в этом доме, но адреса не представляю. ― Я засмеялась. ― Можно выяснить, если сделать довольно много звонков… У них есть связи в Бейруте, а зять его отца ― министр внутренних дел.
― А полиция, между прочим, ― жизнерадостно заявил Хамид, ― запросто могла бы его найти. Хотите, спрошу?..
― Нет, нет, не беспокойтесь. Лучше не буду никому мешать. Кузен сам позвонит.
― Он вернется в Бейрут?
― В среду или четверг, он не был уверен.
― Мисс Мэнсел, ― заговорил клерк, ― очень удачно. Позвонили опять, как раз во время моего разговора с коммутатором. Зовут мистера Мэнсела, но когда узнали, что его нет, попросили позвать вас. Сейчас он на линии.
― Значит, это не кузен? Хорошо, куда мне подойти?
― Вот в ту будку, если не возражаете.
Будка оказалась открытым сооружением, про которые говорят, что они не пропускают звука, если сильно наклониться вперед. Но на самом деле, они ― широковещательный шедевр, что-то вроде галереи шепотов в храме Святого Павла. Прямо рядом с будкой две англичанки обсуждали руины Библоса, группа американцев беседовала о пище, а французский юнец вертел ручки транзистора. В соседней со мной будке араб с печальным лицом гудел на арабском, похоже, добивался нужного ему соединения. Я заткнула рукой свободное ухо и попыталась что-нибудь услышать.
Звонил Бен, в диком шуме прошло какое-то время, пока мы начали друг друга понимать, а потом он заговорил решительно и несколько удивление:
― Чарльз? Здесь? Но пока его в любом случае нет. Когда он выехал?
― Не представляю, но рано. Он не звонил?
― Нет. Безусловно, буду очень рад снова его увидеть. Он не мог подождать и взять вас с собой?
― Это было бы прекрасно, но, как я поняла, он о чем-то очень срочном хотел поговорить с вашим отцом и старался наверняка его поймать.
― По этому поводу я ему и звоню. Отец приедет домой завтра, мы ждем его к обеду. Я обещал дать Чарльзу знать.
― Но он определенно сказал… Ну, значит, неправильно понял.
― Что случилось?
― Да ничего. Извините. Я нахожусь в фойе гостиницы, здесь ужасный шум. Просто Чарльз, кажется, перепутал дни, он думает, что ваш отец вернется сегодня. То есть в конце концов мог подождать и не ставить меня в такое положение. Послушайте! Не хочется вас беспокоить, но вы не могли бы попросить его позвонить, как только он появится?
