Старуха - Михаил Широкий
Но не увидел никого, кроме котов, как и прежде, прохлаждавшихся в теньке и безучастно, полуприкрытыми глазами поглядывавших окрест, голубей, чинно расхаживавших по асфальту и клевавших что-то невидимое, суетливых, юрких воробьёв, шнырявших рядом с ними и благодаря своей ловкости и прыти то и дело перехватывавших добычу, а затем с насмешливым чириканьем вспархивавших и уносившихся прочь. И кроме Серёги, удивлённо уставившегося на него.
– Что с тобой? – спросил он.
Миша, убедившись наконец, что ему почудилось и той, чей возглас и смех он услышал в полузабытьи, здесь нет и в помине, перевёл дух, мотнул головой и попытался улыбнуться.
– Да так… ничего, – бормотнул он и опять, на всякий случай, бросил взгляд вокруг.
Серёга ещё несколько секунд вопросительно смотрел на него, а затем двинул плечом и протянул:
– А-а, ну ладно.
Приятели помолчали немного. После чего Серёга заговорил о главной дворовой новости, по-прежнему бурно обсуждавшейся жителями окрестных домов.
– Верку-пьяницу и её мужика нашли… ну, их трупы, вернее… Где-то в крепости, кажется… Слыхал уже наверно?
Миша, глядя куда-то в сторону, кивнул.
– Да-а, неожиданно, – Серёга чуть расширил свои невыразительные мышиные глазки. – Я уж думал, мы никогда не узнаем, куда подевалась эта парочка. Как в воду ведь канули весной. Как сквозь землю провалились… А они возьми и объявись! Правда… как бы это сказать… в слегка попорченном виде, – его полное розовощёкое лицо расплылось в циничной туповатой ухмылке. – Н-да, не зря, видно, говорят: нет ничего тайного, что не стало бы явным! – слегка напыжась, с умным видом процитировал он услышанную где-то фразу и, стремясь подчеркнуть её, многозначительно поднял палец.
Миша, не отрывая рассеянного задумчивого взгляда от чего-то, как будто замеченного им вдали, в глубине двора, опять безмолвно качнул головой.
– И ещё сторожа на стройке замочили, – продолжил Серёга, хмуря лоб. – Но этого, в принципе, стоило ожидать. Там, по слухам, целая банда орудовала. Тащили всё, что под руку попадалось… Ну, вот им в конце концов и сторож попался. Оказался не в то время не в том месте, – Серёга скривил физиономию и сплюнул себе под ноги. И, после короткого молчания, словно обдумав сказанное, рассудительно изрёк: – Но это, конечно, совершенно разные истории. Ничего общего между ними нет.
Миша на этот раз не промолчал. Краем глаза взглянул на приятеля и, почти не разжимая губ, едва слышно обмолвился:
– Кто знает.
Серёга тут же с заинтересованным видом откликнулся:
– Что ты имеешь в виду? Ты что-то знаешь?
Но Миша, насупившись и плотно сомкнув губы, точно недовольный тем, что неосторожная реплика сорвалась с его уст, не ответил и снова отрешённо уставился вдаль.
Серёга, тщетно подождав ответа и поняв, что его не будет, немного разочарованно надул свои и без того мясистые щёки. И, поразмыслив минутку, продолжил свои немудрёные рассуждения:
– Ладно, хрен с ним, со сторожем. Нас это не касается… А вот история с Веркой-алкоголичкой – это гораздо интереснее. Я и раньше подумывал о том, что с их пропажей что-то нечисто. Не могут же люди, пусть даже такие конченые, исчезнуть просто так, с бухты-барахты. Как говорится, с концами. Причина же должна быть. И она есть. Точнее, была. – Серёга сделал выразительную паузу и, возвысив голос, провозгласил: – Добрая – вот главная причина! И этого, и всего остального.
Миша с тонкой усмешкой покосился на товарища и, чуть растягивая слова, проговорил:
– Ну ты прям капитан очевидность.
Серёга не распознал иронии. Напротив, он вообразил, что приятель сделал ему комплимент. И, самодовольно ухмыльнувшись и взмахнув увесистым кулаком, прогудел ещё громче и ещё убеждённее:
– Да-а, всё она! Эта старая мегера! Разогнала в какой-то момент всю нашу компашку, в Димона чуть каменюкой не запустила, тебя какой-то дрянью окатила, Руслан чуть не убился из-за неё. Чем дальше, тем хуже… А мне так ваще круче всех досталось. Сгореть живьём, скажу я тебе, так себе удовольствие, на любителя. Никому, даже самому лютому врагу не пожелаю пережить такое. Бр-р! – Серёга скорчил гримасу отвращения и передёрнул плечами, очевидно вновь представив себе то, что то и дело ярко и живо возникало в его памяти, – те несколько страшных, роковых минут, в течение которых он, задыхаясь в едком дыму и ошалев от ужаса, теряя силы и сознание, ломился в дверь своего объятого бушующим пламенем сарая, внезапно ставшую крепкой, как стена.
Мотнув вихрастой головой, будто отгоняя от себя эти тяжёлые, травмирующие воспоминания, он, вздохнув, продолжал:
– В общем, всех нас хотела со свету сжить, одного за другим. И стать, как бы, хозяйкой двора… или что-то типа того… Ну, не знаю, короче, чего она там добивалась. Один чёрт разберёт, что было в её башке. И остаётся только бога благодарить, как говорит моя бабка, что черти наконец-то утащили её туда, где ей самое место… И откуда, судя по всему, она и явилась в наш двор, – прибавил он, раздумчиво закатив глаза. – Неизвестно, правда, зачем и непонятно, каким образом… Ну, мы этого уже не узнаем, – закончил он, опять со вздохом, не то облегчения, не то сожаления.
Вздохнул и Миша, по-прежнему не отрывавший отчуждённого, чуть затуманенного взгляда от чего-то, что, казалось, видел только он один. Шевельнул бровью и кивнул, словно безмолвно соглашаясь с напарником. А может быть, с какими-то своими мыслями, длинной нестройной чередой бродившими в его голове.
Серёга же, возбуждённый собственными речами и мрачными воспоминаниями, вскочил с лавки и стал расхаживать взад-вперёд, энергично размахивая уже обоими кулаками, точно грозя той, благодаря кому он едва не сделался горсткой пепла.
– Не, ну тварь она, конечно, редкостная, – рычал он, тряся головой и вращая яростно заблестевшими глазами. – Просто падла! Заявилась к нам хрен знает откуда, поселилась в чужой хате, спровадив хозяев, какие б они ни были, чёрт-те куда… Ну, теперь-то мы знаем куда, – оговорился он, значительно вскинув бровь. – Перебаламутила тут всё и всех, стала права качать, свои порядки устанавливать. Так сказать, со своим уставом в чужой монастырь, – не без удовольствия воспроизвёл он ещё одно услышанное где-то выражение. – А потом просто военные действия начала. А вернее, самый настоящий террор! И мы все почти стали его жертвами. Особенно я! – взволнованно заключил он, сделав ударение на «я» и для верности ткнув себя пальцем в грудь.
Но уже спустя мгновение волнение и напряжение покинули его исказившиеся черты, они разгладились и просветлели, и на них заиграла довольная, глуповатая
