Сергей Абрамов - Искатель. 1982. Выпуск №4
Сколько они так просидели, Бар-Маттай не помнил. Сквозь полусон слышал, как щелкнула дверь — это удалился скрипач.
Пастор думал о том, что когда-то гуси своим криком спасли Рим, теперь же на его глазах дельфины спасли мир. Он думал об этих странных и прекрасных животных, когда ноздри его уловили резкий аптечный запах. Приятно кружилась голова, а в ушах тихо звенело. Рэйфлинт пришел в себя и недоуменно принюхался тонким хищным носом.
— Что за дела? Эфир?! Похоже, доктор перебил свои склянки… Вахтенный офицер! — крикнул он в микрофон. Ответа не последовало.
Коммодор выбрался из-за стола и пошатываясь направился в спальню. В висках ломило, перед глазами плясали сине-красно-зеленые змейки. Стараясь не дышать, Рэйфлинт отыскал в шкафу портативный дыхательный аппарат и промыл легкие кислородом.
Бар-Маттай, уронив голову на плечо, сползал с кресла. Рэйфлинт бросился к нему, прижал маску к губам пастора и дождался, почти теряя сознание от спертого в груди воздуха, пока Бар-Маттай не приоткрыл глаза. Вспомнив старый аквалангистский прием — попеременно дышать из одного загубника, — коммодор вывел пастора в центральный пост, где под креслом спящего штурмана Рэйфлинт отыскал второй дыхательный прибор и передал его Бар-Маттаю.
Вокруг спали все. Вахтенный офицер свисал с консоли торпедной ЭВМ, инженер-механик лежал поперек коридорчика, подтянув ноги к груди. Штурманский электрик привалился спиной к прокладочному столу. Но хуже всего было то, что в «пилотском» кресле спал боцман, уткнувшись головой в штурвал, так что и кормовые и рубочные горизонтальные рули смотрели «на погружение». Дифферент на нос нарастал быстро. Рогатая стрелка 400-метрового глубиномера приближалась к сектору, заклеенному черной бумагой. Сектор приходился на запредельные глубины, и цифры здесь уже были не нужны…
Рэйфлинт перехватил штурвал и выровнял корабль.
— Пройдите по отсекам! — крикнул он пастору, вынув на минуту загубник. — Посмотрите, что случилось!
Бар-Маттай кивнул головой. Путь в кормовые отсеки был ему хорошо знаком, и он, пьяно пошатываясь, двинулся к круглой межпереборочной двери. Он не успел взяться за рычаг кремальеры, как тот сам резко взлетел, литой кругляк распахнулся, и, пребольно толкнув пастора, в отсек перемахнул Рооп. Старпом выстрелил в приоткрытую дверь, тут же ее захлопнул, опустил рычаг и навалился на него грудью. Сухо и зло щелкнула в сталь переборки ответная пуля, за ней другая, третья… Стреляли скорее в бессильной ярости, чем по здравому расчету. Пробить двухдюймовую пластину можно было разве что из противотанкового ружья.
— Рооп! — крикнул Рэйфлинт из глубины центрального поста. — Что стряслось?!
Старший помощник дышал тяжело — видно, кислород в его аппарате кончался.
— Командир… Это Ахтияр… Я видел… Эта каналья вливала какую-то дрянь… В лючок вентиляции… С ним еще двое… Они в масках…
Рычаг кремальеры задергался, и Бар-Маттай поспешил помочь Роопу. Тяжести их тел явно не хватало, чтобы преодолеть нажим с той стороны. Рооп уперся ногами в верхний свод лаза…
Первой мыслью Рэйфлинта было немедленно всплыть и провентилировать отсеки. Но едва он услышал выстрелы, как перед глазами встал призрак сиамских близнецов, всаживающих друг в друга ножи… Рэйфлинт резко отодвинул штурвал, и стрелка глубиномера пошла к черному сектору.
В распахнутую дверь второго отсека он видел, как перекосился коридор среднего прохода. Он слышал, как захлопали выдвижные двери кают, как загремела в кают-компании посуда, летящая с полок, как замычал в дурном сне боцман, съехавший лбом в переборку… Дифферент становился все круче и круче; по глухим ударам, сотрясавшим корпус, он чувствовал, как срываются с фундаментов дизеля, турбины, аккумуляторные баки…
Мимо пролетели тела Роста и пастора, сорвавшиеся с переборки, которая почти стала подволоком. Субмарина клонилась на нос, превращаясь с каждым градусом дифферента в подобие башни. И семь отсеков громоздились один над другим — этажами, а этажи расходились кругами ада…
Рэйфлинт успел поразиться — каким чужим и зловещим вдруг стал такой знакомый, по-домашнему привычный коридор, уходящий теперь в бездну…
Тэдди пошел за громадной черной рыбиной вниз — на глубину. Голубая приповерхностная вода быстро синела, темнела, пока за хвостом не сомкнулась плотная мгла.
Тэдди давно уже пересек границу вечной ночи. Он испустил тонкий, слышимый только ему самому свист, и к нему вернулось замирающее эхо. И все последующие эхо приходили все слабее и слабее — рыбина погружалась опрометчиво быстро. Тэдди подал сигнал опасности: «Пора выходить! Не хватит воздуха!» Но эхо к нему не вернулось и вовсе. Тогда он рванулся вверх и, бешено работая хвое том и плавниками, вбуравился в огромную толщу. Ни один дельфин еще не нырял так глубоко, и Тэдди показалось, что он никогда не выплывет на поверхность. Снизу его догоняли большие черные пузыри, вогнутые, как шляпки медуз… Тэдди почувствовал как потеплела вода, и он наддал хвостом изо всех сил. Вот уже показалась, засверкала, заколыхалась над головой солнечная изнанка волн. Он вылетел из воды с распахнутым дыхалом,[12] и весь прыжок едва уложился в глубокий и сладкий вдох.
Солнце алым дельфином выгибало над горизонтом спину, и Тэдди помчался к нему, пронзая гребни невысоких волн.
Жорж СИМЕНОН
ОТПУСК МЕГРЭ
Повесть[13]ГЛАВА VI
После длительного телефонного разговора с Ла-Рошелью последовал мирный обед в белой уютной столовой отеля. Никто, по-видимому, не интересовался четой Мегрэ, и все же они были в центре внимания, почтительного и дружелюбного одновременно. Теперь им предстояла вечерняя прогулка. Вдалеке слышались раскаты грома, и порой налетали внезапные порывы ветра.
Машинально направились они к улице Бурбонне, где виден был свет в окнах комнаты, занимаемой толстухой Вирво. Малецкие, как видно, вышли прогуляться. В нижнем этаже было темно и тихо, мебель снова водворили на прежние места. Элен Ланж исчезла бесследно.
Они шагали по направлению к парку. «Какой Лекер прекрасный следователь!» — подумал Мегрэ. Вопросы, которыми осаждал Франсину комиссар из Клермон-Феррана, не давая ей времени прийти в себя, были хорошо продуманы. Он умело использовал сведения, имеющиеся в его распоряжении, добился ощутимых результатов.
Возможно, Мегрэ взялся бы за дело иначе. Люди, даже применяющие один и тот же метод, действуют по-разному. Но не в методе дело. В глубине души комиссар завидовал деловой напористости и натиску своего коллеги, его уверенности в себе Для Мегрэ, например, «дама в лиловом» была не только жертвой И не только о деталях убийства думал он. Прежде всего это была история двух сестер.
