Жюль Верн - Драма в Лифляндии
Этот обыск был произведен 5 мая.
Выехав вечером, следователь Керсдорф, майор Вердер и унтер-офицер Эк прибыли в корчму утром.
Полицейские, находившиеся на своем обычном посту в доме, ничего нового сообщить не могли.
Ожидавший приезда следственных властей Кроф с готовностью предоставил себя в их распоряжение.
— Господин следователь, — сказал он, — я знаю, что меня оговаривают… Но на этот раз, надеюсь, вы уедете совершенно убежденный в моей невиновности…
— Увидим, — ответил г-н Керсдорф. — Начнем же…
— С комнаты постояльца, ключ от которой у вас? — спросил трактирщик.
— Нет, — ответил следователь.
— Вы собираетесь обыскать весь дом? — спросил майор Вердер.
— Да, господин майор.
— Полагаю, господин Керсдорф, что если от нас и укрылось что-нибудь, то скорее всего следует обыскать комнату Дмитрия Николева.
Это замечание ясно показывало, что майор по-прежнему не сомневался в виновности учителя, а стало быть, и в полной непричастности трактирщика. Ничто не способно было изменить его убеждения, основанного на фактах: убийца — путешественник, а путешественник этот — Дмитрий Николев. Сдвинуть его с этой позиции не было никакой возможности.
— Проводите нас, — приказал следователь хозяину трактира.
Кроф повиновался с готовностью, располагавшей в его пользу.
В присутствии следователя и майора полицейские под начальством унтер-офицера Эка вторично обыскали пристройку, выходившую на огород, и сарайчики на дворе. Затем тщательно осмотрели огород вдоль всей живой изгороди, обследовали подножие каждого дерева, каждую грядку с редко посаженными овощами. Может быть, Кроф, если ограбление дело его рук, зарыл где-нибудь свою добычу? Вот что важно было установить.
Поиски оказались напрасными. Что касается денег, то в шкафу трактирщика хранилась какая-нибудь сотня кредиток достоинством в двадцать пять, десять, пять рублей, а также в три рубля и рубль, то есть значительно меньшая сумма, чем в сумке банковского артельщика.
Майор Вердер отвел следователя в сторону.
— Не забудьте, господин Керсдорф, — сказал он, — что со дня убийства Кроф выходил из трактира только в сопровождении полицейских, прибывших в то же утро…
— Я это знаю, — ответил г-н Керсдорф, — но после ухода господина Николева и еще до прибытия полицейских корчмарь оставался на несколько часов один в доме.
— Но в конце концов вы же сами видите, господин Керсдорф, что никаких улик против него мы не нашли…
— Действительно, до сих пор никаких. Правда, обыск еще не закончился. У вас ключи от обеих комнат, майор?..
— Да, господин Керсдорф.
Ключи эти хранились в полиции, и майор Вердер вынул их теперь из кармана.
Отперли дверь комнаты, в которой был убит банковский артельщик.
Спальня находилась в том же состоянии, как и при первом обыске. В этом легко было удостовериться, как только распахнули ставни. Постель стояла неубранная, подушка была в крови, пол залит лужей засохшей крови, растекшейся до самой двери. Ничего нового обнаружить не удалось. Убийца, кто бы он ни был, не оставил никаких следов.
Захлопнув снова ставни, г-н Керсдорф, майор, унтер-офицер со своими людьми и Кроф вернулись в большую комнату.
— Осмотрим вторую спальню, — сказал г-н Керсдорф.
Прежде всего подвергли осмотру дверь. Никаких следов на внешней стороне ее не обнаружили. Да и полицейские, охранявшие трактир, утверждали, что никто не пытался ее отпереть. Уже десять дней, как ни один из них не покидал дома.
Комната была погружена в глубокий мрак. Унтер-офицер Эк, подойдя к окну, открыл его настежь, отодвинул засов, распахнул ставни и прижал их к стене. Можно было осмотреться при полном свете.
Со времени первого обыска ничего в комнате не изменилось. В глубине стояла кровать, на которой спал Дмитрий Николев. У изголовья кровати — грубый стол, а на столе — железный подсвечник с почти выгоревшей свечой. В одном углу — соломенный стул, в другом — табуретка. Направо — шкаф с закрытыми дверцами. В глубине — печка, точнее очаг, сложенный из двух плоских камней. Над очагом — широкий внизу дымоход, сужающийся по направлению к крыше.
Обследовали кровать и, как и в первый раз, ничего подозрительного не нашли. В ящиках шкафа не обнаружили ни одежды, ни каких-либо бумаг: он был пуст.
Внимательно осмотрели кочергу, стоявшую в одном из углов очага. Она была погнута на конце и безусловно могла послужить для взлома ставень другой комнаты. Но верно также и то, что самая обыкновенная палка годилась для этой цели — так ветхи были ставни. Что касается царапин на подоконнике, то они были по-прежнему видны; произвел ли их человек, лезший через окно, — нельзя было утверждать это с уверенностью.
Следователь снова подошел к очагу.
— А путешественник разводил огонь?.. — спросил он Крофа.
— Вряд ли, — отвечал корчмарь.
— Золу в первый раз исследовали?..
— Кажется, нет, — заметил майор Вердер.
— А ну-ка!
Унтер-офицер склонился над очагом и в левом углу его обнаружил полусгоревшую бумажку, что-то вроде квадрата, от которого остался лишь покрытый золой уголок.
Каково же было удивление присутствующих, когда в этом клочке бумаги они узнали уголок кредитного билета. Да! Сторублевого государственного кредитного билета, номер которого уничтожил огонь. А о каком другом огне, как не о пламени стоящей на столе догоревшей свечи, могла быть речь, если огонь в очаге не разводили?..
Кроме того, обрывок, кредитки был запачкан кровью.
Сомнений не оставалось: это рука убийцы замарала кредитку, это он ее сжег, раз она запачкана в крови! А откуда могла бы взяться эта кредитка, как не из сумки Поха?.. Да, кредитка почти сгорела, но оставалась уничтожающая улика!
Какие тут еще сомнения?.. Как можно допустить, что убийство совершено злоумышленником, проникшим извне? Разве не очевидно, что убийца — постоялец, который занимал эту комнату? После убийства он вернулся к себе-через окно и ушел из корчмы в четыре часа утра.
Майор и унтер-офицер переглянулись, как люди, давно в этом убежденные. Однако г-н Керсдорф не произнес ни слова, и они промолчали.
Но Кроф не мог удержаться.
— Что я вам говорил, господин следователь! Можете вы еще сомневаться в моей невиновности?..
Господин Керсдорф вложил уголок кредитки в качестве вещественного доказательства в свою записную книжку и лишь промолвил:
— Обыск окончен, господа… Выйдем отсюда и немедленно в путь.
Через четверть часа карета катила по дороге в Ригу, между тем как полицейские по-прежнему остались охранять трактир «Сломанный крест».
