Пьер Бенуа - Соленое озеро

— Великолепно, — согласился генерал. — Итак, приготовьте для лейтенанта служебную записку, которую я подпишу, и втолкуйте ему хорошенько его урок, чтобы он не молол чепухи мистеру Дайиру по вопросу о ржи и муке. Когда вы уезжаете, Рэтледж?

— Сегодня вечером, если вы позволите, генерал, чтобы лошади могли отдохнуть до завтрашнего вечера?

— А хорошие у вас лошади?

— У меня хорошая лошадь, а также у моего вестового, которого я, с вашего разрешения, беру с собою.

— Понятно. Но вам нужна еще лошадь для миссис Ли. Ван-Влит, прикажите дать ему одну из моих лошадей. И затем еще одного человека. Одного мало для трех лошадей. Вы вернетесь целой кавалькадой. Возможно, что часов в девять и я с несколькими драгунами поеду вам навстречу. Этих ребят надо расшевелить немного. Еще раз, помните, лейтенант, осторожность. Впрочем, до вечера я еще увижусь с вами.

В девять часов утра Рэтледж после беспрепятственного путешествия подъехал к Святому Городу. Обоих солдат своих он оставил, дав им инструкции, в трактире, а сам пешком пошел в город.

Он ожидал, что его остановят для визы бумаг у первого же поста. Так и случилось. Когда он сходил с моста, часовой, в лице которого одновременно совмещались и полицейский чин, и таможенный чиновник, обревизовал его служебную записку и, поклонившись, сказал:

— Господин лейтенант Рэтледж?

— Как видите, это — я.

— Я получил приказание попросить вас, господин лейтенант, пожаловать во дворец к господину губернатору Каммингу.

— А-а! — сказал неприятно пораженный Рэтледж.

— Бригадир Роби проводит вас, господин лейтенант.

— Хорошо, давайте поскорей. Где он, ваш бригадир?

Бригадир Роби читал Библию, сидя на берегу Иордана, в котором, в розовом утреннем воздухе, крякали маленькие черноватые утки. Он предоставил себя в распоряжение Рэтледжа.

Четверть часа спустя они были уже у губернаторского дворца. Над дверью тихо волновался, поддуваемый легким ветерком, звездный флаг.

Рэтледжа ввели в большую стеклянную ротонду, наполненную тропическими растениями.

К нему подошел секретарь и низко поклонился.

— Господин губернатор Камминг, — сказал он, — был вынужден отправиться на инспекцию. Он извиняется перед господином лейтенантом Рэтледжем и надеется, что господин лейтенант позавтракает у него.

«Вот как, — подумал Рэтледж, — бригадир Роби уже сообщил им мое имя. Но все равно. Здесь действительно очень вежливый народ. Подождем. Что бы я в самом деле делал один в этом гнусном городе? Лучше, чтобы здесь меньше видели мой мундир».

И, устроившись поудобнее в ивовом кресле, перелистывая газеты обоих материков, он спокойно ожидал губернатора.

Губернатор вернулся часам к десяти; он так любезно держал себя с Рэтледжем, что рассеял пришедшие тому в голову смутные, впрочем, подозрения. Завтрак, поданный в ротонде, был великолепен во всех отношениях. Рэтледж ознакомил губернатора с официальной целью своей миссии. Они серьезно беседовали о вопросах, касающихся снабжения армии съестными припасами.

— Если бы я мог дать совет генералу Джонстону, — сказал Камминг, — я посоветовал бы ему следующее: пусть он не устраивает слишком больших запасов. Рано или поздно эти запасы становятся нашими господами; не мы ими, а они нами начинают командовать.

— Склады мистера Дайира находятся, кажется, на Большой улице? — сказал Рэтледж.

— Я пошлю за ним, чтобы он пришел сюда, — сказал губернатор. — Подрядчик может и потрудиться. Не велика беда...

Он говорил и в то же время чистил банан. Затем положил ножик, раскрыл портфель и вынул оттуда бумагу.

— И вы сегодня же вечером возвращаетесь в Сидер-Уэлли?

— Сегодня вечером.

— В таком случае, — медленно сказал губернатор, — предпочтительно, и для меня очень желательно, чтобы вы уехали из города до наступления темноты.

— До наступления темноты? — повторил Рэтледж; в ушах у него что-то зажужжало.

— Благоволите взглянуть вот на это, — любезно сказал Камминг, протягивая лейтенанту только что вынутую им из портфеля бумагу.

Рэтледж глухо застонал. Перед ним была точная копия письма Аннабель.

Губернатор отобрал бумагу, тщательно сложил ее и положил назад в портфель. Делая это, он не спускал глаз с лейтенанта.

— Вы, может быть, за нею приехали? — спросил он наконец.

Рэтледж опустил голову.

— Не выпьете ли стаканчик рому? — предложил губернатор.

Он с выражением глубокой грусти смотрел на лейтенанта.

— Вы, может быть, слышали о затруднениях, испытанных несколько лет тому назад здесь полковником Стиату?

— Полковником Стиату?

— Он командовал американскими войсками, пересекавшими Уту по дороге в Калифорнию. Во время их перехода через Соленое Озеро войска эти вели себя так, как недостойно американских солдат. Они насиловали жен честных мормонов и уводили их с собою. Ужасные последствия этого беспутства вам известны. Подозрительность мормонов и граждан Союза; враждебность, сначала глухая, потом открытая, и назначение президентом Бьюкененом военной экспедиции. Остальное вы знаете. В этом приключении, сударь, — я могу вам сказать это только с глазу на глаз, и с какой сердечной болью, один Господь знает! — в этом приключении право было не на нашей стороне.

Он намеренно замолчал.

— Вы знаете, сколько усилий я употребил, чтобы загладить это печальное недоразумение. И вы хотите снова возобновить необдуманным поступком эти несчастья? А вы не подумали о том, какие неприятности можете причинить вашему начальнику, генералу Джонстону, доверчиво подписавшему вам служебную записку, потому что я не могу предположить, — сладким голосом и пристально глядя на своего собеседника, сказал губернатор, — чтобы генерал был в курсе ваших...

Рэтледж понял, что ему расставлена ловушка.

— Генерал ничего не знает, — сказал он.

— Очень рад, — сказал Камминг. — В таком случае мы сочтем эту историю ребячеством с вашей стороны. Можете быть вполне уверены, — иронически взглянув на лейтенанта, прибавил он, — что я никогда ничего не скажу об этом генералу.

Он встал с места, подошел к впавшему в уныние офицеру и взял его за руки.

— Бедное дитя мое, — с состраданием произнес он. — А хорошо ли дали вы себе отчет в том, что хотели сделать?

— Я никого не боюсь, — сказал, готовый заплакать, Рэтледж.

— Это естественное чувство для американского офицера, — подхватил Камминг. — Я совсем не противник храбрости. Но она совершенно ни к чему, раз предмет, ради которого пускаешь ее в ход, не достоин этого.

Лейтенант не мог дольше слушать.

— Я помню, господин губернатор, что миссис Ли приглашала вас к себе и бывала у вас.