Владимир Монастырев - Искатель. 1974. Выпуск №6
Голова гудела от усталости. Наверное, ему еще больше, чем Решетову, нужно было выспаться. И не на диване в собственном кабинете, где он уже провел не одну ночь, не в холодном номере бывшей гостиницы «Метрополь», а в доброй, спокойной обстановке.
Дома не было. Старое все давным-давно распалось, а новое не сложилось.
И верной отдушины, милых сестричек, тоже не было в Москве. Вера и Людмила работали в Петрограде и бог весть когда переберутся в Москву. Оказаться бы сейчас им хоть на один вечер вместе, не спеша попить чаю, перекинуться каламбурами с острой на язык Милочкой, почувствовать матерински-мудрый взгляд темных глаз Веры.
Им ведь сейчас тоже нелегко. Для других они умеют отдавать все силы, внимание, заботу. А вот для самих себя позаботиться у них всегда не хватает времени…
«Пусть молчит, кто дал, пусть говорит, кто получил», — выплыл в голове прочитанный когда-то афоризм. Мудрый, но справедливый ли во всем?
Откуда Щепкин получал шпионскую информацию? Может, у Артузова появилось что-нибудь новенькое?
— Взято почти семьсот человек, — довольным голосом сказал Артур Христианович. — подпольной армией, считайте, покончено. Видимо, кое-кому удалось остаться на свободе, но непосредственной опасности они уже не представляют.
— Всякий враг представляет опасность, Артур Христианович, — возразил Менжинский и подумал, что начальнику оперативного отдела уже легче. Четко проведенной операцией он выполнил главную задачу.
А вот особоуполномоченный пока со своим делом еще не справился. Щепкин упорно молчит, записи Вилкова не расшифрованы, допросы других участников заговора ничего существенного не дают. Похоже, что шпионская цепочка в «Национальном центре» и подпольной армии тщательно ограждалась от лишних людей. Наверняка ее держал в руках сам «дядя Кокка» и еще кто-то, ускользнувший от ареста. Может быть, таинственный Тихомиров, кассир и доверенное лицо Щепкина, «делопроизводитель губсовнархоза», несомненно проживающий под чужой фамилией…
Наряду с ВЧК Особый отдел подчинялся Реввоенсовету республики, и Павлуновский сегодня утром говорил, что уже интересовались, как идет расследование в части шпионажа.
Звонил товарищ Ладыженский… Уж не тот ли самый? По слухам, он продолжает отираться возле Троцкого и занимает в Реввоенсовете какой-то влиятельный пост. Какой пост можно доверить этому болтуну и демагогу, невеликого ума человеку? Если бы пышные шляпы всегда прикрывали достойные уважения головы…
— Благодушествовать не собираюсь, Вячеслав Рудольфович, — откликнулся на реплику Артузов, ущипнул бородку и задержал на особоуполномоченном темные глаза. — Полезно бы сейчас провести операцию по прочесыванию, но с людьми трудно. Почти половина торчит в засадах. Хочу просить, чтобы Особый отдел помог оперативному.
— Наверное, в этом вопросе не договоримся, Артур Христианович. У Особого отдела имеются свои задачи.
— Богу богово, а кесарю кесарево… Так, что ли, понимать?
— Нет, так понимать нельзя. Дело у нас общее, но специфику и направление работы отделов, мне кажется, надо по возможности учитывать. — Вспомнил о Ладыженском и добавил: — Нас ведь еще и из Реввоенсовета теребят… Я, собственно, к вам, Артур Христианович, не для общей дискуссии заглянул. Ступин что-нибудь новенькое по интересующему меня вопросу показал?
— Ничего. Он, видите ли, вообще о «Добровольческой армии Московского района» не имеет никакого представления.
— Почему же от чекистов уходил?
— Утверждает, что, как бывший офицер, опасался превентивного ареста.
— Скажите, пожалуйста, какой пугливый!
— С Миллером не знаком, с Алферовым имел встречи, но частного порядка.
— А со Щепкиным?
— Клянется, что в глаза не видывал… В политических организациях не состоял, с сослуживцами поддерживал только деловые отношения.
— Насчет Тихомирова интересовались?
— Признал, что несколько раз встречались у Алферова. В преферанс перекидывались…
— Прямо безвинный ангелочек.
— Если что-нибудь стоящее обнаружится, я вам, Вячеслав Рудольфович, немедленно сообщу, — сказал Артузов и иронически прищурил глаза. — У нас, в оперативном, нет ни божьего, ни кесарева. Работаем на высокой пролетарской солидарности…
— Серьезный шпионаж, Артур Христианович, — не принимая шутливого намека, перебил Менжинский, — особенно опасен потому, что идет из центральных органов Красной Армии. Вершки в таком деле не имеем права снимать. Обязаны до самых глубоких корней докопаться. Попробую еще раз со Щепкиным побеседовать… Человек в стиле барокко. — Увидел вопросительный взгляд Артузова и разъяснил: — Слишком много лепных деталей и завитушек.
ГЛАВА X
— Все, что вы предъявили, гражданин Менжинский, это не обвинительные улики, — заявил Щепкин, посмотрев на бумаги, разложенные на столе. — Это наши политические разногласия. Вы сторонник одной истины, я другой.
— Истина всегда единственная, Щепкин. Если о ней есть два мнения, то один ошибается.
— Вы убеждены, что ошибаюсь я… Это вполне естественно. Однако если бы мы в этом кабинете поменялись местами, о той же самой истине было бы несколько иное мнение.
— Наивно, Щепкин. В ваших руках было несколько веков, чтобы утвердить собственные истины. Была власть, сила и полицейский аппарат, а все-таки вы оказались биты. И не потому, что вы плохо служили собственной истине, хотя случалось и такое. А потому, что ваши истины оказались ложными.
— Я бы не стал утверждать так категорично.
— Продолжаете на что-то надеяться?
Щепкин шевельнулся на стуле и посмотрел в окно кабинета. За стеклом сумрачный сентябрьский день. Грузные, набухающие дождем облака плыли над крышами домов. Тускло блестели купола церквей, и над ними, чуя непогоду, кружили птицы. Слитные, неразборчивые звуки города пробивались сквозь окна.
— Я продолжаю настаивать, что предъявленные мне обвинения являются политическими разногласиями. Проще было арестовать меня как представителя враждебной вашему режиму партии и привлечь к ответственности за мои убеждения. Так в основе выглядит суть предъявленного мне обвинения.
— Не так, Щепкин, далеко не так… К ответственности мы вас привлекаем не за политические убеждения, хотя они враждебны нам. Вы арестованы за конкретную контрреволюционную деятельность. Вот ваши письма.
— Но я же не отрицаю факта, что вел переписку со своими единомышленниками и высказывал в частном порядке некоторые собственные мысли.
Щепкин покосился на фотокопии писем «советникам» деникинского штаба Астрову, Степанову и князю Долгорукову, оказавшихся на пленке, найденной во время обыска в дровяном сарае.
