Как три мушкетëра - Бушков Александр Александрович
Мазур немного подумал:
– Я бы сказал так... Вы запишете точно?
– Обязан.
– Никогда не видел кого-то из них в каком-то необычном состоянии, не похожем на обычное поведение человека. Выпившими видел, мы несколько раз вместе выпивали, но это совсем другое...
– Запишем. В каком-либо необычном состоянии...
– А вдруг это и не опий? – спросил Мазур. – А что-то похожее?
Приходько усмехнулся уголком рта:
– Кирилл Степанович... Есть акт экспертизы. Данное вещество представляет собой опийную массу... причем очень высокого качества, то есть практически не разбавленную, – он снизошел до объяснения: – Видите ли, торговцы наркотиком ради извлечения прибыли...
– Бодяжат, – кивнул Мазур. – Тальк подсыпают и все такое прочее... В детективах читал и в кино видел.
– Что-то я не помню у нас таких детективов и фильмов, где показывался бы этот процесс. Наркомания у нас как социальное явление отсутствует.
– Так я и не о наших говорю, – сказал Мазур. – Об иностранных. За границей насмотрелся и начитался...
– Понятно. Так вот, изъятый у супругов Еремеевых опий – очень высокого качества, практически «чистяк».
– А это само по себе – какое-то дополнительное преступление?
– Нет, – сказал Приходько. – Я вам просто объясняю: это именно что наркотик. Что еще... При вас кто-нибудь передавал кому-нибудь из Еремеевых какие-нибудь свертки, пакеты?
– Ни разу.
– Кто-нибудь из них вас когда-нибудь просил забрать у кого-нибудь сверток, пакет?
– Никогда.
– Ну что же... Прочитайте и подпишите вот здесь: «Мною прочитано, с моих слов записано верно».
Мазур прочитал недлинный текст, занимавший три четверти казенного бланка. Придраться было не к чему. Расписался, на оставшемся пустом месте поставил размашистый «знак Зорро». Приходько сказал без выражения:
– Под судом и следствием не состояли, но знаете, что нужно делать в таких случаях... Я вам и объяснить не успел...
Ну не рассказывать же ему, такому душевному, что Мазур в курсантские годы дважды оказывался в милиции за обычные молодые художества вроде драки на танцах? Оба раза удавалось открутиться, но протоколы оба раза пришлось подписывать, вот и запомнил «знак Зорро».
– Я два месяца назад был свидетелем аварии, – сказал Мазур. – Не забыл еще...
Приходько все так же скупо усмехнулся:
– Свидетели аварии просто ставят свою подпись в протоколе, составленном сотрудником Госавтоинспекции, отдельного протокола не составляется... Ну что же, Кирилл Степанович, я вас больше не задерживаю. Если еще раз понадобитесь – вызовем.
– А можно узнать... – сказал Мазур. – Вы так и будете их держать под арестом?
– Это не арест, а задержание, – сказал Приходько. – Да, задерживать мы их будем и дальше, статья такая. Тяжелая.
– А... передачу там... можно?
– Это уже не ко мне. Обратитесь в дежурную часть, там вам объяснят порядок.
И недвусмысленным взглядом посоветовал выметаться. Мазур вышел, спустился по четырем ступенькам низкого крылечка, свернул направо, прошел с квартал, распахнул дверцу стоявшего на обочине немощеной улицы «газика» дяди Гоши. Сел на заднее сиденье – передние занимали дядя Гоша с Лавриком.
Оба обернулись:
– Ну что?
Мазур рассказал кратенько, благо и рассказывать было особенно нечего.
– Стандарт, – хмыкнул Лаврик. – У всех то же спрашивал... Пока тебя не было, адвокат подходил. Самое занятное, оказалось, у Фаины в самом деле есть подруга с мужем-адвокатом. Он тут немножко покрутился, кое-что выяснил. В большом городе, скорее всего, не удалось бы, но при здешней патриархальности... Короче, на баночке нет отпечатков ни Веры, ни Вадима, вообще ничьих отпечатков нет, словно с ней обращались исключительно в перчатках. Анализы брали у обоих. Следов наркотика в организме нет.
– В общем, дело дохлое, – сказал дядя Гоша. – В суде развалится на раз. В особенности если ушлый адвокат Фаину подучит сказать, что эта стопка газет-журналов от прежних жильцов осталась...
– Вот только до суда черт знает времени пройдет, а им сидеть, – сказал Мазур. – Дядя Гоша, вы ж тут знаете все и всех... Что, ничего нельзя сделать?
– Ну почему, – сказал дядя Гоша. – Можно. С Омельченко – с начальником милиции – мы вась-вась.
– Из правильных?
– Как тебе сказать, Кирилл... С кое-какими изъянцами, но все ж скорее правильный, чем нет. По такой вот мелочи я бы с ним договорился. Если поговорить по-хорошему, объяснить, что дело предельно дохлое... Да и Вадим все сделает по правилам...
Они с Лавриком обменялись понимающими взглядами, Мазур представления не имел, о чем речь, но спрашивать не стал, подозревал, что могут и не ответить.
– Так что? – спросил дядя Гоша. – Иду к Омельченко? Ты банкуешь, Костя, не я. Я приказа жду...
– Приказ будет, – сказал Лаврик. – К Омельченко ты не идешь, – он повернулся к Мазуру. – Это ты Кирилл, идешь... вон к тому телефону-автомату. Я отсюда вижу, что у него трубка не оторвана, ничего не вывернуто... Звонишь Мише, просишь срочно встретиться и излагаешь ситуацию. Мы, сколько бы времени ни прошло, ждем тебя тут, в машине... разве что у тебя, дядя Гоша, срочные дела? Тогда я один на той вон лавочке обоснуюсь.
– Да нет особых дел, – сказал дядя Гоша. – Посижу. Получается, это и мои подопечные тоже, не только ваши...
– Кирилл, давай в темпе, – сказал Лаврик. – Двушки есть?
– Найду, – сказал Мазур и вылез.
...Миша, прислонившись плечом к темно-вишневой «Волге» босса, слушал Мазура внимательно, с обычным бесстрастным видом.
– Интересно, Кирилл Степанович... – сказал он, когда Мазур закончил. – Кто ж их навел-то?
Действительно, подумал Мазур. Подкинули опий, или Вадим с Верой в самом деле балуют еще и этим – кто-то должен был навести. Если допустить, что они уже здесь купили, – мог и продавец.
Но не станешь же Мишу расспрашивать, как тут обстоит с торговлей опием – даже если что-то знает, промолчит. Мазур для них, в конце концов, не более чем шестерка наемная, разве что обращение культурнее, чем с Жорой...
– Ну ладно, – сказал Миша. – Не моего ума дело, поеду посоветуюсь с кем надо... Вас никуда не подбросить по дороге?
– Да нет, мне тут пешком близко... – сказал Мазур.
На обратном пути он успел кое-что обдумать. Когда он сел в машину, дядя Гоша переехал на другую сторону улицы, проехал почти квартал и остановился там, откуда здание городской милиции просматривалось прекрасно.
Ждали около получаса. Потом появилась знакомая темно-вишневая «Волга», лихо затормозила, встала параллельно крыльцу, и из нее вылез Горский, вошел в здание – степенно, неторопливо, по-прежнему вальяжный и весь из себя представительный.
– Дядя Гоша, – сказал Лаврик. – А Горский может договориться с этим вашим Омельченко?
– Не хуже меня, – сказал дядя Гоша. – Старый знакомый. Рыбалка, коньячок на даче, всякое такое... Речь, в конце концов, идет о мелочевке, да еще такой, что в суде заведомо рассыплется...
– Послушайте, – сказал Мазур. – А вдруг это очередной ход наших сексуально озабоченных? Может он придумать какой-нибудь финт, чтобы выпустили одну Веру? Тогда им и карты в руки...
– Не знаю, врать не буду... – сказал дядя Гоша. – Умный человек всегда может что-то придумать, а Иваныч – мужик умный...
– Вот и посмотрим, – сказал Лаврик.
– Ага, – фыркнул дядя Гоша. – Потому ты и не меня пустил, Горского предпочел?
– Ну да, – безмятежно сказал Лаврик. И повторил: – Вот и посмотрим.
Горский пробыл в здании минут двадцать. Вышел столь же степенный, с бесстрастным лицом, так что невозможно было определить, чем закончилась его миссия. Сел в машину, и она тут же отъехала.
– Вот и думай теперь, чем кончилось...
– А что тут думать, дядя Гоша? – сказал Лаврик. – Сидим и ждем. Если через полчаса не выйдут, придется тебя запускать, как орудие главного калибра... Омельченко знает, кто ты такой не снаружи, а внутри?
– Знает. По должности знать обязан. Мало ли что мне потребуется от доблестной милиции...
