Валентин Иванов - Возвращение Ибадуллы
Ефимов и Фатима чертили планы. Кусок за куском укладывалась карта системы древнего орошения. На бумаге легко соединялись части этой системы, тогда как на земле связь между ними была стерта.
— Зачем? — спросил Ибадулла.
— Чтобы знать, сколько воды здесь было прежде, сколько людей жило и кормило себя своим трудом, — ответил Ефимов.
— Но зачем это знать? Воды нет.
— Чтобы дать сюда воду. Чтобы найти пропавшую воду. Или чтобы привести сюда новую…
Глава вторая
ПРИВИДЕНИЯ
I
Длинный деловой день приближался к желанному концу… Было время, когда, как рассказывают, в жаркие месяцы года день разбивался на две части, утреннюю и вечернюю, с длинным перерывом и сном между ними.
Но если бы сейчас кто-нибудь напомнил Садыку Исмаиловичу Исмаилову о порядках, свойственных старому быту, он вряд ли получил бы хоть слово в ответ от занятого человека. Садык Исмаилович был целиком погружен в подписывание исходящих бумаг. Курьер должен успеть сдать почту в отделение связи до шести часов вечера, а сейчас большие часы в кабинете показывали уже пять.
Бумаг много: несколько статистических сводок о продаже разнообразных товаров за истекший месяц, бухгалтерский отчет, конъюнктурный обзор работы торговых точек, шесть писем.
Исмаилов внимательно прочитывал все бумаги, перед тем как поставить свою подпись. Одну он недовольно отложил, написав в углу: «Совершенно не так! Переговорить со мной!»
Рядом с директором стоял управляющий делами и подкладывал начальнику очередной документ, перевертывая, в случае надобности, страницы. К сделанной подписи он бережно прикладывал пресс, хотя было так жарко, что чернила мгновенно впитывались и высыхали на пересохшей до ломкости бумаге, и пресс не успевал выполнить свое назначение. Но таково правило, установленное Исмаиловым. Когда директор напряженно работает, нужно ему помогать, а его четкая, красивая подпись не должна подвергаться риску быть смазанной.
Наконец управляющий делами собрал бумаги и ушел. Исмаилов надавил кнопочку звонка и сделал знак вошедшему секретарю. На столе появились бутылка и стакан. Исмаилов налил себе пенящегося вишневого напитка. Он жадно всасывал освежающее питье, вытянув шею, чтобы ни одна капелька не попала на чистейшую шелковую рубашку, покрывавшую его выпуклую грудь.
Покончив с бутылкой, Исмаилов удовлетворенно вздохнул и откинулся на спинку кресла. На минуту ему сделалось очень приятно после холодной и вкусной воды. Но вскоре стало опять жарко, пожалуй еще хуже, чем было.
Конечно, во время жары лучше всего утолять жажду зеленым чаем. Но советское учреждение — не чайхана. Исмаилов не допускал ни малейших признаков распущенности.
До конца занятий оставалось еще минут двадцать. И еще четверть часа директор должен пробыть в конторе после окончания рабочего дня, чтобы все работники имели перед своими глазами пример сознательного отношения к труду. Отвратительная манера спешить уйти, как будто труд — это тягость.
После легкого стука, на который Исмаилов поленился ответить, в кабинете появился его приятель Хассан Хамидович Хамидов. Так же, как Исмаилов, Хамидов носил белые брюки, шелковую рубашку и черную тюбетейку с вышитыми белыми разводами, напоминающими огурцы с загнутыми концами. Однако костюм Хамидова не был так безупречно опрятен, как костюм Исмаилова.
Хамидов придвинул стул к креслу друга и тихонько спросил:
— Сделал? Можно брать?
— Да, — ответил Исмаилов, не поворачивая головы. — Пусть возьмут за полчаса до закрытия магазина. Там готово.
— Сколько?
— Двенадцать кусков. Шерсть высшего сорта в ассортименте. И штапельное полотно.
Диалог между друзьями заключал лишь самое необходимое и мог показаться постороннему условным, точно люди говорили на каком-то жаргоне. Но друзья привыкли. Далеко не в первый раз они обменивались подобными вопросами и ответами. Результатом же подобных переговоров было исчезновение тех или иных товаров из магазинов или из складов торгующей организации и их последующая перепродажа из рук в руки по повышенным ценам. Однако это была совсем не кража. Номинальная стоимость товаров незамедлительно и полным рублем вносилась в кассу.
Слишком быстро богател народ. Колхозники-дехкане имели так много денег и так повысились их требования, что каждый хотел носить одежду обязательно из самых лучших шерстяных и шелковых тканей. Легкая промышленность не поспевала удовлетворять растущий с каждым днем спрос на ткани, которые еще недавно были роскошью. А те, кто хотел их купить, не торговались с посредниками.
Таким несложным способом Садык Исмаилович Исмаилов обеспечивал себе регулярный ежемесячный доходец, в несколько раз превышающий его директорскую ставку. Привычка делала свое, и Исмаилов не представлял себе, что можно жить иначе.
Хамидов не задержался сам и не помешал директору выйти из конторы в шестнадцать минут седьмого. Ночной сторож уже пришел. Он низко поклонился хозяину, стыдливо прикрывая спиной ступеньку. Там разворачивалась нехитрая и малодоходная торговля: рассыпные папиросы, спички, мешочек каленых семечек, леденцы.
Исмаилов делал вид, что не замечает. Пусть этот человечек имеет свое маленькое «дело». Мелочь, за нее директор не отвечает.
II
От конторы до купола Сараффон было не больше трехсот шагов, а от купола — пять минут ходьбы до дома.
Ни слова не сказав жене, открывшей ему дверь, Исмаилов поднялся на второй этаж маленького дома в переулке. В комнате с выходившими на веранду затемненными окнами хозяин, не нагибаясь, скинул с ног ботинки. Жена поспешила подставить туфли и подала легкий халат. Затем женщина бережно повесила на распорки брюки и рубашку мужа и подобрала обувь. Исмаилов слышал, как она сказала детям в соседней комнате:
— Шш! Сидите смирно. Не слышали? Отец пришел, он устал.
Садык Исмаилович был доволен своей женой. Он считал, что семейная жизнь ему вполне удалась. Послушная, молчаливая и работящая женщина была быстро приучена делать все, что от нее требовалось, без излишних напоминаний.
В хозяйстве она умела обходиться раз и навсегда установленной и, Садык Исмаилович про себя это признавал, довольно скромной суммой денег. Исмаилов жил, укладываясь в получаемый им оклад директора. Хорошая жена. Прежде, при эмире, когда Садык был грудным ребенком, мужчина брал себе вторую жену, третью, четвертую.
